Во все тяжкие...

в иные миры, исполненные райского наслаждения...

— Но, Хозяин, а как же вы?

В начале вечера я, честно говоря, собирался немного помучить свою своенравную рабыню, поучить её уму-разуму, запретив на какое-то время срываться в оргазм: пускай-ка потренируется себя сдерживать. А не научится по-доброму, — так и плёточкой отхлестать при случае. Но потом передумал: уж больно красиво кончала,. Артистка, блин! И с облегчением облегчился ей в старую, добрую и самим богом предназначенную для мужского полового хуя дырку. Влагалище-то, оно для чего? Для того, чтобы в него влагать. И для влаги, вестимо.

Вот теперь всё, шлюшка-малышка получила наконец всё, что хотела. И забилась в истерике финального взрыва, теряя на какой-то миг сознание. Протраханная насквозь, залитая по уши мужской спермой и снаружи, и внутри... Она отдавалась сегодня шести мужчинам одновременно, да ещё и получала от этого удовольствие. И какое...

— Я блядь, — подумалось Дженни в тот момент, когда она наконец пришла в себя. — Дешёвка. Подстилка. Лишённая гордости. Бесхребетная. И безнадёжно слабая на передок. Для чего я ему нужна такая, Хозяину и Властелину? Чтобы вытирать об меня ноги? Ну и пусть вытирает, ничего другого я не заслуживаю.

Приступ самобичевания после этого умопомрачительного секса оказался настолько сильным, что Дженни, повинуясь указующему жесту Майкла, послушно слезла со своего сексуально-пыточного ложа и распласталась на полу. А Хозяин вместе со всеми пятью своими подручными встали вокруг неё. Встали, вытянули вперёд свои натруженные в боях члены... Хотя какие там члены, после того, как все уже обкончались всласть с этой убогой шлюшкой? Так, пиписьки.

И шесть струй теплой натруженной мочи хлынули на измождённое и насквозь раздолбанное девичье тело. Затекая в письку, в попу, в рот, мешаясь с мужской спермой у неё на грудях, на животе, на бёдрах.

— Ты жалкая ничтожная блядь, — гремели сверху пять мужских голосов, наглых и молодых. — Тебя отымели все, кто хотел. Как хотел и куда хотел. Ты лежишь тут на полу, в донельзя загаженном своём костюмчике, невестушка насквозь проёбанная и зассанная, и поделом тебе. Потому что ты самая распоследняя на свете блядь.

Именно то же самое говорила себе и сама Дженни. Но ведь Майкл же молчал... И когда она подняла наконец на своего любовника и Господина покаянные глаза, то увидела на его лице не презрение, а скорее какой-то призыв:

— Ну же, девочка, ну!

И что-то щёлкнуло наконец в Джейн, переворачивая ситуацию с ног обратно на голову. Она вскочила на ноги и горделиво распрямилась под шестью парами глаз. По-прежнему в туфлях на высоком каблуке, белых чулках, длинных белых перчатках и фате, надетой на гладко выбритую голову. Пускай даже все эти детали костюма невесты были безнадежно загажены.

— Да, я блядь, вы правы. Но вот чтобы распоследняя... Да вы в своём уме господа? Вы же сами только что расписались в том, что я — первая в этой когорте: Блядь с большой буквы, Блядь Блядей.

Она расправила плечи и возвысила свой голос.

—