Полуночные игры

в сторону Оксаны. Что-то такое длинное и невразуми-тельное насчет веселого времяпрепровождения. Пригласительная речь сопровождалась скабрезными ухмылками и подмигивающим тиком опухших глаз.

Ее чуть не стошнило от отвращения. Оксана даже на секунду вспомнила свое отчество, представив, как она дрессирует этого козла на своем замдиректорском «ковре», впечатывая его четко рублеными фразами в пол. А тот тихо и униженно гниет и плавится на этом полу... Замечательная картинка!

Отшивание парламентера происходит в меру вежливо и культурно, примерно в следующей форме:

— Что я тут делаю? Мужа жду. На стрелку, то есть на встречу с кем-то поехал.

Для правдоподобия состраивается капризно-брезгливая гримаска:

— Не люблю я эти дела... Потом лезет целоваться, кровью костюм пачкает... Фу! А что поделать? Прощаю! Потому что люблю его, паразита, наверное. А он-то меня как...

Несостоявшийся ухажер быстро бледнеет, пытаясь слаботехнично и трусливо отвалить в сторону:

— Я это... Типа надо выйти... Мне. А то... В общем, меня как бы ждут. Да и жене надо позвонить... Извините! — он явно трижды разведен, но все равно пытается притворяться добропорядочным семьянином.

— Понимаю... — Оксана проникновенно-мечтательно улыбается. — Она наверное беспокоится... Кстати, вы ее любите?

Мужик уже и не рад, что связался:

— Да, конечно... И я ей всегда об это говорю. Всегда...

Он пятится и неуклюже покидает околостоечную сцену. Неуклюже и навсегда.

Бармен вежливо улыбается. Он в курсе ведущейся игры и она его искренне забавляет. Игра, в смысле.

Оксана отвернулась, с трудом скрывая под вежливой маской гримасу отвращения. Твари! Похотливые твари, ничуть не лучше ее. После нескольких случек с подобными мерзавцами она сама убедилась в этом. Потенции у них никакой, один лишь гонор, колыхающееся как студень брюхо и омерзительно — неистребимый запах пота.

Наверное поэтому она в последнее время и переключилась на двадцатилетних мальчиков, «швейных машинок», как она их называла про себя. Оксана полностью вошла в роль опытной куртизанки, раскручивая этих юнцов до почти натурального малинового каления.

Огонь особенно разгорался при артистическом перевоплощении опытной матроны в наивную, беспомощную дурочку, которая всегда не против, никогда даже толком не въехав зачем, собственно.

При таком раскладе юноши почти сразу начинали корчить из себя донельзя продуманных и крутых, разражаясь безграмотными речами насчет «стрелок», «полян» и «посиделове», предлагая нехитрые сценарии развития дальнейших событий.

Сценарии, как правило, были одинаковы до безобразия: пара бутылок недорогого бухла, шоколад, тачка и пустующая хата какого-нибудь родственника, слинявшего в плановый или не очень отпуск.

Трах был таким же как и его сопровождение — бесхитростным и однообразным. Правда надо признать — вполне темпераментным и энергичным. Но всего пара-тройка подобных опытов и Оксане эта тупая энергичность опостылела и приелась.

Теперь, для порядка пару раз наивно хлопнув глазами, Оксана круто меняла тему, осаживая характерным жаргоном этакого «чисто конкретного пацана» до состояния полного нестояния. Роли менялись до полной противоположности и, в этой смене ролей Оксана также ловила определенный кайф.

Со временем количество пережитых приключений постепенно стало перерастать в качество. Оксану уже не прикалывало трахаться с кем попало, теперь ей требовалось нечто этакое, исключительное