Паучи

может нет. Но, что было — то было. Выросла Аннита красавицей — не красавицей, худовата немного, да главное-то не в этом. Самой себе она казалась красавицей, да и как по другому — ведь с детства привыкла она к восхищенным взглядам. Но тут случилась беда. Может, для кого-то это и не беда вовсе, но не для Анниты — вдруг обнаружила она, что она не самая-самая... Сколько слез и упреков услышали ее родители! Совсем отчаялась она. Да спасибо ее отцу, мудрый был человек, царство ему небесное. Растолковал он дурочке, что не важно все это, что есть кто-то лучше, а важно совсем другое.

— Ты, дочка, выросла, смотри какой красавицей стала. И сила-вера в себя саму у тебя есть! Вот что главное в том, что мы старались тебе дать! Ну не беда, поплачь. Лучше сейчас ты это узнаешь — что никакой волшебной силы мы, простые земные родители, не могли тебе дать. А воспитывали тебя так, чтобы ты в себя поверила!

Но не прошла бесследно эта рана. Очень обиделась Аннита. И с тех пор стала приглядываться. Вот встретит человека, найдет в нем нечто, чего самой не хватает — и пока не научится этому — человек вроде как в неволе. Не то, чтобы он этим не доволен, он словно околдован Аннитой. Все время рядом с ней и не замечает, что в плену. А Аннита учится — пьет это умение-знание из человека. Но... увы... лучше не становится. Только становится все жаднее и жаднее. Все хотелось ей знать, все уметь. Вот она как-то раз, уже совсем взрослая была девушка, встретила юношу и полюбила его. Всем он был ей мил. Песни пел так сладко. Каждый день новым лицом представал пред ней. Да языками разными разговаривал.

Раз говорит, словно ручей журчит. Прислушаешься, и душа человека прозрачной становится. Другой раз говорит, словно костер пылающий. Прислушаешься, и виден жар желаний человека. В другой раз говорит, и как будто солнце над морем встает — так все ясно видно становится — все мысли-помыслы без утайки.

Захотелось и Анните этому чуду научиться. Разными языками говорить, чтобы души людей видеть, чтобы чувства их жаркие почувствовать, чтобы мысли их ясно читать... Да все не удается познать языки эти.

А юношу Митюней звали. Простой паренек, да и не учился он вовсе этому, родился такой, вот и старается, не знает как Анните этот дар передать.

Учится Аннита, учится, вот уже одолела она язык ручья прозрачного... и очень ей Митюнька нравится. Приятно с ним говорить, и, языком новым наслаждаясь, душу его она читала...

Учится Аннита, учится, вот уже одолела она и язык костра пылающего. Загорелась сама, чуть не обожглась. Заглянула в них, ой как тепло, родной, от твоего желания, и раскрывается Митенька, и все ближе ей становится.

Учится Аннита, учится, вот уже и последний язык осилила... и скучно стало. И Митюнька вдруг неинтересен стал. Не хочется его отпускать. Тепло ей от жара желаний. Но свой жар угасать