Катюша, любимая моя

грязь — жидкая, тягучая и резко пахнущая прошлым.

На мне была старая спортивная куртка. Я натянул на голову капюшон, прячась от ветра и посторонних взглядов. Меня плющило алкогольное похмелье. Дрожащей рукой я сжимал бутылку дешевого пива. Жадно пил, судорожно сглатывая кислую невкусную жижу. Тело бил мелкий озноб. Было холодно и противно на душе. Лишь потрескавшиеся серо-мясные губы время от времени жадно впивались в грубое темное стекло.

Метрах в пятидесяти от парка находилась школа. Обычная такая школа вдоволь набитая свежим молодым мясом. Было два часа дня. Только что закончился шестой урок. Седьмые-восьмые классы выходили на улицу. Их день закончился. Дети шли домой. Румяные, пахнущие жизнью и плотью. Внизу у меня надоедливо-приятно заныл кусок плоти. Жадно сглотнул слюну.

Я стоял на своем посту уже четвертый день кряду. Я ждал. Ее. Я не знал ее имени, не знал, как она выглядит. Я знал, что она — живая свежая плоть. Юная, не тронутая, глупая детская ароматная плоть. Я ждал свою жертву. Приходил сюда каждый день. Прятался от тупого примитивного обывателя, которому не понять мою утонченную требовательную натуру художника. Суки.

Некоторые школьники садились на автобус, который останавливался аккуратно напротив школы. Часть же детей шла через парк — в сторону троллейбусной остановки. Они были моими: Потенциально моими:

Вот идет группа девочек восьмиклассниц. Пять свежих влагалищ. Они милы, юны и свежи. Возможно, еще даже девственны, не тронуты чужой твердой плотью. Их сексуальная энергия пробивается мощным потоком через модные осенние курточки, голубенькие джинсы. Наверное, мне кажется, но я чую запах их влагалищ — сочный, резкий и вкусный. Но, увы и ах, не подходит. Их много. Они — стадо, которое будет защищаться: Они будут кричать, словно тупые коровы. Обыватели прибегут им на помощь, будут бить меня ногами по голове:

Я снова делаю глоток дешевого пива. Дрожь на несколько секунд утихает. Я облегченно вздыхаю. Дети проходят мимо — по заасфальтированной дорожке, ритмично шагая между черными ногтями-деревьями. Я же стою в грязи под их сырыми стволами. Буквально метрах в пяти от них. Моя черная одежда сливается с такими же грустными и унылыми кусками древесины. Они меня не замечают. Не обращают внимания: Я для них — ничто. Обычный кусок мяса, образ и силуэт. Пока. Только пока.

Вот идет потенциальная жертва: девочка лет двенадцати. Одиноко идет. У нее белые волосы. Розовая кожа лица. Уже развратная походка. Движение бедер манит самца. Просит его прорвать плеву-преграду своей плотью. М-м-м. Я жадно сглатываю слюну и выхожу из своего убежища.

— Девушка, девушка, — зову я.

Она с интересом смотрит в мою сторону.

— Привет, — улыбаюсь я.

— Привет, — говорит она приветливо, но настороженно.

Тупорылое общество научило ее быть осторожной и недоверчивой. Не верить даже самым благим намерениям святых людей. Она сама — член обывательского стада. Она — сплошной комплекс. В будущем будет только хуже. Она не будет развиваться, не получит возможность ублажать свою плоть, свою естественную похоть. Она будет гнить в болоте, которое ее стадо называет нормальной жизнью.