и как-раз когда то, за что я, перестав «месить фарш», прихватил присмиревшую раскоряку, — набрякло, провисло и пару раз хлюпко квакнуло, заливая мою сложенную «ковшиком» долонь горючими слезами бартолиниевых желёз.
Заставив удерживаемую за подчревок сделать фальшивый «чи-и-из!» и процедив: «Скажи чё-нить, дура!...», — я, «с особым цинизмом», продублировал приказ «морзянкой», — чувствительно прессанув материнский вульвёшник (глуховой «эспандер кистевой»!).
«... Целу-ую! Счастли-иво!», — натянуто (в прямом смысле: на мои указательный и средний пальцы — прям» «хентайка и щупальце»!...) улыбнулась пославшему вверх ответный «flуing kiss» рогоносцу подвергаемая харрасменту мазерша.
... Хлопок автомобильной дверки совпал с хлопком по ядрёному — «Эх, Мор-р-розова!...» — крупу, загнав ставшую моей на целых три дня женоматерь в комнату.
— Ты обещал!!! — Уже кривя ебальце в плаксивой гримаске, топнула ножкой морально травмированная, когда я, как в подлодке, из которой никуда не денешься, загерметизировал казавшийся ей спасительным балконный отсек.
«Ну вот, — упрёки, оскорбленья, без оснований подозренья!...», — «печально» вздохнув, процитировал я бородатый, как мамин Vеnusbеrg, анекдот (на каковую хохму, впрочем, шокнутая моим бесчинством муттерхен даже не отреагировала). — Разве наше устное соглашение было мною нарушено?! — «В недоумении» развёл я руками. — Всё, как договаривались: не лапать, не тискать, не щупать! Я вообще обещанное перевыполнил! Поскольку, вдобавок к перечисленному, ещё и не мял, и не жал, и не мацал! А лишь ласкал! Только и исключительно! Всего-то-навсего! А то со старту: «Отпальпируйся от меня!!!» Ну чё ты, мам, как целка, прям?!... — Решил я в стихотворной форме «обидеться».
— Не при нём!!! — Сжала в отчаянии кулачки, находящаяся на грани истерики матрёна, чьи «вставшие раком» мозги вновь пропустили мимо сознания обращённую к ней сальность. — Не!!! При!!! Нём!!!
«Бинго!!!», — внутренне возликовал я. Вот он Момент Истины!!! «НЕ ПРИ НЁМ!!!» Значит «БЕЗ НЕГО» — дозволяется!?! Пусть «добровольно-принудительно», пусть — гы, каламбур! — «с грехом-пополам», но уже без «повстанческих настроений»!?!
... Нежелательным интересом шушерящих смежноквартирников-эксаудиристов, страдающих инсомнией, я не тревожился: коттедж наш — в престижном-то Ягодном — отдельностоящий, и наглухо отзаборен от таких же, держащихся особняком пеньхаузов. Петрушь, забивши на «прослушку», Frоm Dusk Тill Dаwn, на всю катушку! Долби — с-ораундом, как в кинотеатре!... Поэтому, никак своего триумфа не выказав (дабы «не раздрессировывать») и успокоив «задетую за живое» голосом, каким разговаривают с ободравшей коленку разнюнившейся детсадницей: «Всё, всё... Ш-ш-ш... Не буду-не буду... При нём (выделил голосом) — не буду...», я, для закрепления у «жертвы полового терроризма» «Стокгольмского синдрома», усиливающего у «сексзаложницы»чувство задолженности за предоставление права «широчайшего выбора» аж из целых двух зол, — чмокнув рёвушку-коровушку, будто маленькую, в макушку: «Не плякай, моя холёсяя!...», — самым наивероломнейшим образом развернул эль парэнцу, как в сказке: «к креслу передом, ко мне задом», и, — судя по плаксы-ваксиному «Ай!?!», которое я перевёл как незаконченное «I lоvе уоu!», — мои 23 сантиметра горячей сыновней любви достали до самого материнского сердца!... «Ай!...»«... lоvе уоu!...»«Ай!...»«... lоvе уоu!»«Ай — и — и — ий!... «»... lоvе уоu-u-u-u!...»
ФЕЕРИЧНО!!!
Р. S. От Советского инцформбюро! Вот уже второй месяц наши войска пытаются прорвать оборону противника, которую тот пока ещё держит.