Марыся

не знаю, что со мною... Я всех вас люблю...

Сестра шептала оправдания своей беспутности, а брат успокаивающе гладил ее грудь и... возбуждался. Член его налился силой и Марыся услышала, почувствовала похоть брата. Она повернулась боком, освободила его член, благовейно погладив его ладошкой.

— Возьми меня Тимчик, — попросила Марыся, — Никто не узнает. Теперь все равно...

Явор ебал сестру, стараясь не сопеть, тихо и плавно скользя в нее и зануриваясь до конца, замирал, давая крови немного успокоиться, выравнивал дыхание. Марыся скоро потеряла контроль над собой, бесновалась телом, стонала и он закрывал ее уста своими, впервые целуя сестру в губы. Кончили они одновременно, жарко и напористо. Одна кровь, один темперамент...

Утром Нечай отметил наступление оттепели. Снег почернел и обильно таял на открытых местах. Все повеселели и наперебой сыпали шутками. Марыся краснела, если произносились двусмысленности, но общая надежда скорого освобождения из подземного плена делала их детьми.

Следующие две ночи стали для Марыси почти кошмаром. Она потеряла чувство реальности. Казалось, что огромный, тернистый и пульсирующий член врос в нее и тер наждаком нежные складки губ ее влагалища, клешни рук больно мяли девичьи груди, а уста от боли потеряли чувствительность и перестали ощущать прикосновение губ любовников.

К жестокой реальности девушка вернулась от резкой боли в руке, за которую ее грубо стянул с лежака Нечай.

Ярко горели свечи. Боевка стояла на вытяжку. Глаза «героев» сверлили пол.

— Так ты, курва, заразила всех! Знала и заразила!, — зловеще хрипел главарь, брызгая слюной Марысе в лицо.

Она прикрыла рукой голые груди и охнула от боли в промежности, пытаясь согнуться. Нечай врезал связной кулаком в живот, но не дал ей упасть, придерживая за пышые растрепанные волосы. Явор негодующе рванулся на защиту сестры, но напоролся на ствол браунинга. Коса зловеще улыбался... Он всегда улыбался, в преддверии свежей крови...

— Снять штаны! — тихо приказал всем Нечай, и штаны повстанцев упали долу.

— Посмотри, курво, что ты из моих стрельцов сделала...

Взору Марыси открылись висящие члены «надежды нации». Красно-фиолетовые, раздутые и противные.., особенно у Косы. Явор штаны не снял. Он ненавидеще смотрел в глаза проводника и готов был растерзать его...

— А вы, панэ проводник, почему штанов не снимете? От вас все и пошло!

— Москали-и-и-и! — остудил всех дозорный Сокол.

Нечай бросился к окуляру, как к спасению от позора. Но то, что он увидел, было страшнее позора.

На проторенной лыжне снова стояла цепочка сыскарей, рассматривающих злополучную сосну с вентиляционным дуплом. Через полчаса они ушли, но остался смутный осадок преддверия смерти. И мигнула в сознании тень активистки, зовущей за собой...

— Через два часа уходим! — приказал Нечай., — Сейчас отдых.

Он сразу погасил свечи и присел у изголовья морально растоптанной связной. Почувствовав рядом Нечая, Марыся доверчиво потянулась к нему и беззвучно заплакала, как незаслуженно обиженный ребенок.

Нечай погладил ее лицо, мокрое от слез и нежное-нежное, как шелк. Затем грубая ладонь вытерла слезы с губ, опустилась на дрожащий подбородок и пальцами, едва ощутимо прошлась по атласу