юноши в период взросления. Посему Рустам омрачился.
• • •
Рустаму было ***цать лет, когда произошло неизбежное. Придя домой, он услышал какие-то звуки. Впрочем, не «какие-то», а весьма определённые. И доносились они из их с братом комнаты.
Очевидно, услышав, как хлопнула дверь, мама торопливо появилась в проёме комнаты, взволнованная и растрёпанная.
«Зачем она выбежала? В надежде опередить уже раздавшийся хлопок двери? В надежде промелькнуть неразличимым пятном голой задницы?» — думает Рустам.
Взгляд Рустама заставляет её застыть на месте. На ней нет ничего, кроме короткой футболки. Картина, может быть, и чарующая, но лишь в том случае, если ею любуется некто вроде Сергея, но никак не Рустам.
Годы сказались морщинами на лике распутной матери. И вот она стоит и соображает. Растерянная и жалкая. С красным лицом и глазами на мокром месте. Стоит и не знает, что делать.
Видеть её такой Рустаму невыносимо. Поэтому он опускает взгляд. Он даёт время. Ей и брату. Чтобы убрались из его комнаты. Затем идёт туда, избегая смотреть на помятую постель — следы надругательства над чем-то, что должно быть неприкасаемо. Он молча собирает вещи.
«Такси!» — кричит он, выходя из дома. — «До вокзала, пжалста!»
Его довозят до вокзала, где, купив билет, он садится в ближайшую электричку на Сирию.