непослушным и обезумевшим фаллосом.
Чтобы хоть как-то защититься от подобного удаву члена, Эвелин пыталась сжать ноги, потом согнуть... Но он безжалостно молотил по ее внутренностям... Силы покидали Эвелин, тело стало скользким от пота... Перед глазами пошли темные круги, вся комната куда-то поплыла и начала медленно вращаться, как будто Эвелин вдруг оказалась на карусели... Потом она провалилась в сплошной мрак...
Сколько времени длился обморок, Эвелин не знала. Сознание вернулось, но было каким-то туманным и пасмурным. Она очнулась от непрекращающихся внутри нее толчков — — тотчас вернулась боль от раздираемой плоти... Открыв глаза, Эвелин с ужасом увидела, что аксакал все еще на ней! Его узкое лицо стало еще более прозрачным, горбатый нос заострился и стал похож на клюв хищной птицы. Он, похоже, находился в трансе, но его тело продолжало раскачиваться и сотрясаться, будто в дикой пляске, исполняемой безумным шаманом.
Погруженный в нее член по прежнему колотился внутри ее, причиняя невыносимые мучения. Еще ночь или уже утро? Лампа продолжала гореть, ее пламя отбрасывало на стену мерно двигающуюся тень. Эвелин казалось, что прошло уже много часов... На все это время ее как будто перенесли в иной мир, где все сотрясается, все содрогается... Она снова попробовала бороться, но для этого не было сил... Постаралась закричать, но звуки не шли из горла... Боль подчинила себе волю...
И когда она опять провалилась в темноту, то успела подумать, что это хорошо, так как боли она ощущать не будет...
Так повторялось несколько раз в течении той кошмарной ночи. Эвелин теряла сознание, а когда оно возвращалось, то вновь и вновь она ощущала на себе тяжесть высохшего тела, а внутри — — биение застрявшего, казалось навсегда окаменевшего органа. И целую вечность костлявые ноги разжимали ей бедра, пока, наконец, не оставили ее — — полуживую от всего вынесенного...
* * *
Эвелин не могла бы сказать, сколько суток она провела в этой комнате. Сквозь затуманенное сознание она понимала, что заболела. Пережитые за последние недели стрессы ослабили ее организм, теперь она металась в лихорадке.
Дни проходили, как в наркотическом сне. Она смутно видела какую-то женщину, которая приходила поить ее горьким настоем целебных трав.
Однажды вечером пришел сгорбленный старик, белый, как лунь. Он сел у кровати, достал разноцветные пакетики с порошками. Из каждого пакетика он что-то сыпал ей на голову, на руки и ноги, при этом громко шептал и взмахивал руками.
Еще она знала, что английский патруль все-таки побывал в кишлаке, потому что вдруг ее завернули в огромную теплую бурку и, когда в дом вошли вооруженные люди, чей-то голос объяснил, что здесь лежит беременная дочь аксакала.
Наконец настал день, когда она поднялась с постели и вышла из дома. На ней был мужской костюм, но Эвелин была уверена, что весь кишлак знает ее тайну. Несколько дней она выходила, чтобы просто посидеть и погреться на солнце, потом начала прогуливаться по узким и кривым улочкам.
Ни Абулшера, ни Имхета нигде не было