в ее ягодицы. Ощущение было новым и острым. Все ее тело затряслось. Абдельсаид тоже кончил. Амелия обессиленно плюхнулась животом на циновку. Абдельсаид недовольно обратился к своим трем женам. Амелия таращила глаза, ничего не понимая. Она уловила французское словечко «месье»; ей показалось, что речь идет о «месье Бретоне». В Ницце она была знакома с неким Бретоном. Это был человек без корней и без постоянного угла, зато он не знал забот и тревог. Амелия не сомневалась, что они с Бретоном были любовниками; припомнился даже час любви в гостиничном номере.
Три жены тем временем вели с Абдельсаидом яростный спор. Третья жена попыталась распахнуть на Амелии платье. Абдельсаид сердито схватил Амелию и привлек к себе.
Три женщины послушно отошли от Амелии, молча оделись и покинули комнату. Абдельсаид последовал за ними, даже не попрощавшись с Амелией.
Абдельсаид осыпал женщин проклятиями за попытку посягнуть на месье Бретона вопреки его желанию.
— Ему хватало одного меня! — крикнул он. — Ни одна, ни три женщины ему ни к чему. Я же говорил вам, каковы эти французы!
— А что он делал с Ауишей? Ему понравилось!
Абдельсаид находился на грани взрыва.
— Нет! Просто у французов такое правило! Это не доставляет им удовольствия. Для них это просто обязанность.
Он хотел было сменить тему, но женщины проспорили с ним до позднего вечера. В конце концов он воздел руки к потолку и запретил им посягать на месье Бретона. Их долг — ублажать мужа, и точка. При этом он знал, что затея обречена на провал. Его тайна вот-вот будет раскрыта.
Моменты близости с француженкой превращались для него в наслаждение, подернутое печалью, подобно сухим лепесткам «черной лилии». Их встречи не могли теперь длиться долго. Абдельсаид загрустил и поспешил в комнату француженки, изнывая от вожделения.
Абдельсаид появился у нее перед едой один, без женщин. Его страсть была на сей раз невероятной, он овладевал ею без всякой жалости, почти жестоко. Амелия не сомневалась, что он вот-вот проткнет ее насквозь, но испытывала только наслаждение, не испорченное страхом. Однако он быстро ушел, а она так и осталась неутоленной, с пылающим нутром. Она уже была готова удовлетворить свое желание каким-то другим способом, хотя бы самостоятельно, но ничего не добилась. Ей стало одиноко и страшно, и она заскулила в темноте.
Она всегда была никем, никогда не знала собственного имени. Здесь она не усматривала причин для переживаний. Ведь она проживала только в настоящем, только как часть причудливого сахарского ритуала. Амелия была пустым местом, ее попросту не существовало. Скорее всего, ее не существовало и раньше. В таком случае непонятно, из-за чего переживать женщине без имени? Какое-то время она проплакала, но когда слезы высохли, ей показалось, что и эти рыдания привиделись ей во сне.
Третья жена принесла ей еду. Когда француз поел, она разделась и принялась его целовать. Губы француза нашарили ее грудь и долго не выпускали соски, пока она гладила его по голове. Потом третья