Лучше Рубенса

что муж её где-то объедается грушами, и ещё массу ненужных подробностей, которые я пропустил мимо ушей. Вечером мы договорились встретиться на пляже. И это стало настоящим испытанием для меня.

Те несколько дней, что заняла у меня дорога и первая волна курортного угара, мужчина во мне дремал. Но спать, когда рядом с тобой находится такое чудо, каким была Настя в своём небесно-голубом купальнике, невозможно.

Она что-то весело щебетала, показывая на сына, строящего песочный замок, а в моей голове щёлкал старый проверенный армейский отсчёт, помогающий мне хотя бы внешне выглядеть собранным.

«Десять... девять... ставлю сто к одному, её грудь останется такой же высокой, когда она снимет бюстгальтер... восемь... семь... а на живот можно было бы поставить фужер с шампанским, и он бы не перевернулся... шесть... пять... четыре... когда она так подставляет шею солнцу... три... в горле пересохло... два... один... два... три...»

Всё же испытание пляжем я стойко выдержал. Настя с обожанием заглядывала в мои глаза и заливисто хохотала, когда я рассказывал ей студенческие истории. Сёмка признал во мне если не отца, то как минимум старшего брата и таскал то ракушки, то крабов, то звал кататься на карусели.

На аттракционе я и начал осуществление своего плана. На следующее утро мы втроём отправились в парк. Последним в нашем плане было колесо обозрения. Настя, сославшись на боязнь высоты, осталась внизу, караулить вещи. Мы с Сёмкой забрались в кабинку.

— Хорошая у тебя мама, — начал я издалека.

— Ага, только строгая, — кивнул Сёмка, озираясь вокруг.

— Запрещает много?

— Ага, — снова кивнул он. — Ругается. Я ж бедовый.

— Ну, это дело поправимое. Есть у меня одно лекарство... которое делает добрее.

— Да ну! — вытаращил глаза Сёмка.

— Честное слово. Я начальнице своей на работе подсыпал, так она знаешь, какая добрая сразу стала!

— Вот бы мне его, меня мама гулять бы отпускала допоздна.

Я вытащил из кармана баночку и потряс ею перед его носом.

— Дарю. Если два раза в день в еду или в чай подсыпать, то человек становится добрым, как... в общем увидишь. Только мама об этом ничего знать не должна, иначе не подействует.

Сёмка с серьёзным видом спрятал баночку в карман.

Тем же вечером Семён удостоверился, что банка моя — действительно волшебная. Гулял он до позднего вечера. А мы с Настей в моём номере знакомились настолько близко, насколько это вообще возможно. У Насти было сногсшибательное тренированное тело. Грудь, как я и предполагал, держала форму великолепно, а заодно и мой взгляд. Да она и сама это знала, поэтому так любила позу наездницы.

Уже стемнело, когда мы пошли в её номер. Я принялся готовить чай. С улицы прибежал Сёмка. Настя чуть поворчала насчёт того, что он задержался и юркнула в душ. Я подмигнул ему заговорщически и указал на чашки. Он мгновенно всё понял, достал из кармана мою баночку и насыпал чайную ложку в чай, как я и учил.

Мы попили все вместе чай. Настя, как