обнял, покачивая в объятиях, как ребенка. Та в начале вырывалась, потом застыла, и, только осознав, что он не претендует ни на что большее, постепенно расслабилась, убаюканная силой его ласковых рук, теплом большого тела.
— Тихо-тихо, маленькая, — шептал какие-то нежные глупости мужчина, — все будет хорошо... Ты — моя храбрая девочка... Я не дам тебя в обиду...
Мила постепенно затихла, обуявший ее ужас немного отступил.
— Как вы думаете выманить его? — собравшись с духом, спросила девушка, — он, к счастью, ни разу мной не интересовался с тех пор, как доставил для аукциона...
— Пока я вижу только один способ... — с сомнением ответил Максим, — его вмешательство должно стать необходимым... Он ведь славится тем, что проворачивает самые мерзкие делишки и решает деликатные проблемы для своих клиентов. Вот пусть и разберется с бракованной игрушкой!
Милу снова затрясло, голова замоталась из стороны в сторону, ударяясь о его широкую грудь.
— Нет-нет, — умоляюще заглядывала она в стальные глаза, силясь найти в них иной выход. Максим сочувственно покачал головой в ответ на ее детский протест, мягко взял за подбородок и легко поцеловал в губы — без намека на страсть, лишь делясь мужеством и обещая поддержку.
— Тебе придется сломаться, девочка!
• • •
Утром, когда Слава наконец соизволил проснуться и выпустить Милу из клетки, в квартире Максима уже не было. Мила так и не уснула после его ухода — слово за словом проворачивала в голове их разговор. Привычно разбираясь с утренними процедурами, она ушла глубоко в себя, ее даже не покоробило непривычно хамское и жестокое отношение Славы. Он и раньше относился к ней потребительски, но вчерашний вечер, видимо, окончательно снес все заслоны в его голове, лишив даже проблесков заботы или привязанности, что он иногда проявлял раньше.
Мила безразлично сделала утренний минет хозяину. Когда, кончив, он замахнулся на нее, только тогда почувствовала звоночки возбуждения, завелась, наконец, входя в привычное состояние нижней. Славу, очевидно, что-то терзало, он ходил хмурый и даже не пошел в универ. Большую часть дня провел, наказывая Милу за ее блядское поведение — да как она посмела подмахивать и кончать под чужими членами? Та упоенно плакала и кричала, умоляя простить ее, не таясь проживая каждое мгновение даримой им боли. Славе было далеко до изысканности Венсана в этом вопросе, он не видел смысла в чередовании пытки и наслаждения. Но в результате такого грубоватого подхода страдания девушки, будучи более примитивными, насыщали полнее, ее голодное чрево потом не томилось в ожидании повторения, оставляя разум свободным и ясным от часто господствующей над ним похоти.
В этот раз все же Слава перестарался. Мила потом несколько дней не могла подняться. Раны заживали тяжело, начался жар. Душная, тесная клетка без элементарных санитарных удобств не способствовала быстрому восстановлению. Если бы не прилетевший для регулярного осмотра врач, могло статься, что на этом ее история бы и закончилась... Тот же быстро взял под контроль состояние девушки и потребовал, чтобы улучшили условия ее содержания. В тревоге
По принуждению