Монашка. Часть 2

выпил тогда, разозлился, в комнату его влетаю, а этот сидит перед компом дрочит. Ну я его опять по всей комнате то и пинал... Он мне орал, чтоб я сдох. Понимаешь скотина какая, чтоб я сдох. Я эту сволочь кормлю, пою и я сдох. Жена там меня кое как от сына оттащила, убил бы так нахуй.

Потом от армии его откосили с женой, я хотел чтоб он отслужил, а эта дура мне под руку, куда, инвалидом сделают, лучше сразу сам убей... ну и откосили. А он урод... понимаешь он урод оказался. Приехал как то раньше с работы, а этот... ебвашумать... сын мой, в мамкином платье, петлю на шее затянул и дрочит сидит... Тут меня накрыло понимаешь, яж не тиран какой и не убийца, я простой мужик, я эту гомосятину... не понимаю я ее. Вытянул ремень и уже пряжкой, со всей дури, всю спину и мясо, и лицо все разбил. Потом уехал на свою хату, заперся и там две недели бухал, как я сына то так просрал, где я не так его воспитал, вопросов куча была, а ответов нет.

Через две недели дверь в квартиру выломали, жена орет на меня, убийца убийца, ты моего сыночка убил, я ничего не соображаю, какого сыночка, кого убил. Потом уже когда в больнице, лежал, узнал что сын после моего наказания, пошел и повесился в сарае. В том же мамкином платье, висел с обосранной жопой. Даже записку какуюто оставил, где меня винил. Я не стал читать. Это не я, это жена все, она из него мудака вырастила. А я хотел... понимаешь, в армию бы пошел ничего бы не было... я хотел. Я же не убийца, я любил его, сына моего, но он же урод понимаешь.

Старик заплакал. Ей стало его жалко, она поднялась изо стола и легонько обняла его худые плечи.

— Все, что-то я распизделся малость. Давай ка спи иди. Тебе тоже отдохнуть надо. Тут монастырь есть женский в паре километров, я там у них иногда подрабатываю, ремонтирую там столярничаю. Завтра туда тебя отведу, думаю там тебе будет лучше чем здесь. Он подмигнул и улыбнулся, и ей стало так спокойно и тепло, как будто все это наконец-то закончилось, и теперь ее ожидает что-то по настоящему хорошее.

Она проснулась от странного шуршания у нее в ногах. Было темно и совершенно ничего не видно, только придыхания выдавали, что кто-то стоит у ее ног. Горячая рука коснулась ее коленей, потом полезла дальше, пальцы начали проникать в нее... и это придыхание... а потом шепот: «какая же ты красивая, какая влажная внутри, не стесняйся, я хочу согреть тебя». Она сжала ноги как только могла, и только повторяла, нет пожалуйста, не надо, не трогай, пожалуйста. Фигура старика уже нависла над ней, одна рука все сильнее и сильнее вгрызалась в ее бедную киску, а второй он зажал ей