спустить за борт, чтобы она хоть немного освежила своё тело. Но и после этого омовения парни не решились окунать свои мужские достоинства в вонючее лоно пленницы: вместо этого они воспользовались её беззубым ртом и по очереди разрядились в него.
— И правильно сделали! — кивнул конунг. — Не хватало нам ещё какую-нибудь заразу заиметь в Тронхейме! Но скажи мне, что ты намерен делать с пленницей дальше? Как я понимаю, выкупа нам за неё не получить, поскольку она обычная самозванка и нищенка.
— Конунг, вот что я думаю: может быть, покажем её твоей дочери Мэриэнн? Она людей насквозь видит; посмотрит на Годди и сразу скажет, есть ли в её болтовне хоть доля правды.
Мэриэнн была любимой дочерью конунга, и несмотря на молодость, сумела снискать у соплеменников заслуженное уважение. Девушка понимала несколько иноземных языков: она выучила их, общаясь с пленниками, коих порой привозили в Тронхейм и держали для получения выкупа. Умела читать норманнские руны, германские и даже кельтские. Но более всего люди уважали её за необыкновенную проницательность, доставшуюся по наследству от матери: а мать, в свою очередь, происходила из народа кельтов и была дочерью жреца-друида. Мэриэнн могла предсказывать будущее, излечивала хвори, и ещё она очень хорошо чувствовала внутреннюю сущность человека. Именно это и имел ввиду Олаф, произнося фразу «людей насквозь видит».
Накинув верёвку с петлёй на шею Годди, Олаф потащил пленницу за собой: та жалобно скулила, словно побитая собачонка, время от времени падала на колени и просила дать отдохнуть. Однако Олаф был неумолим:
— Шагай, шагай, Годди, не будет тебе никакого отдыха! Ты достаточно отдохнула, целыми днями валяясь на палубе и маясь от безделья! А если вдруг вздумаешь плести здесь те же интриги, что творила во время плавания, то тогда точно лишишься своей головы!
— Какие интриги она плела? — вновь удивился конунг.
— Начала заискивать перед каждым воином, пытаясь завоевать расположение. И при этом не забывала ещё и выпрашивать хлеб и другую еду, уверяя, что умирает с голоду. Надо отдать ей должное, льстивые речи у неё хорошо получаются, и к тому же она быстро поняла, что мы, сыны Одина, хоть и беспощадны к врагам, но милостивы к убогим. Постепенно Годди оплела сердца воинов паутиной своих лживых речей, и они стали относиться к ней добрее, делились хлебом, рыбой, иногда наливали стакан вина. Если бы ты видел, конунг, как она отъела бока за время обратного пути! Раза в полтора толще стала! Но этого ей показалось мало: Годди начала стравливать соплеменников и сеять между ними вражду, наговаривая всякие небылицы. И когда это дошло до моих ушей, я схватил её за шиворот и хотел выкинуть за борт. И снова меня остановили сотоварищи, сказав: «Пусть конунг рассудит, как поступить с этим отродьем!».
— Вначале пусть Мэриэнн скажет своё слово! — промолвил конунг.
Дочь Бьёрна встретила отца и вернувшихся сородичей на пороге дома: улыбнулась, увидев Олафа и остальных дружинников, а