Продолжение истории княжны Ирины и её крепостных рабов

юной Госпожи.

— Ирина! — в полном отчаянии закричала Настасья — позволь мне быть твоей крепостной рабыней, но отца пощади... оставь его жить... — тихо рыдая закончила последнюю мольбу к непреклонной юной госпоже Настасья.

Княжна остановила экзекуцию, надменно глянула на ползающую в её ногах бывшую подругу и произнесла:

— А помнишь как тебе латынь лучше давалась чем мне? Ох, как меня это бесило. А как учитель французского на одном уроке похвалил только тебя, а меня нет, помнишь? Что ж... — с усмешкой продолжила юная княжна, — теперь тебе понадобятся другие успехи в иной учёбе. Будешь изучать науки, которые нужны МОЕЙ рабыне. Ладно. Я милостивая. Я дарую ему жизнь, а завтра оформим твой уже добровольный отказ от сословия и переход ко мне в крепостные. Начнёшь с кухарок. А, впрочем, нет, сперва клозет будешь вычищать.

Вдруг юная княжна резко задрала подол платья и оголила свои прелести.

— Помнишь, Настюш, как мы показывали свои прелести друг дружке в детстве, а твой тятенька, вот это смердящий раб, заметил нас однажды и шибко ругался, обещался отцу моему всё рассказать?

— Помню, Ирина — всё ещё не в силах подняться произнесла Настасья.

— Целуй, рабыня. Отныне я тебе не Ирина, а барыня и твоя госпожа.

Настя безропотно губами прильнула к промежности своей юной госпоже.

Спустя годы, теперь уже крепостная, а в прошлом подруга княжны, в костюме гувернантки на аглицкий манер, смиренно опустившись на колени перед красавицей Ириной, как она это привыкла делать десятки раз ежедневно в течении нескольких лет, при каждом докладе, вызове, просто при встречи со своей госпожой и полновластной хозяйкой, доложила барыне о том, что обед готов, и куда прикажете подать.

Надо отметить, что как только Настюша была официально закреплена за княжной как крепостная, юная повелительница продолжила экзекуцию её отца, бывшего дворянина. В прошлых рассказах о княжне я уже писал, что юная госпожа очень любила пороть своих холопов, делала это чаще всего лично, а когда требовалось наказать сразу большое число своих рабов, она перепоручала это своим конюхам. Но сама она наказывала своих крестьян ежедневно, делала это умеючи, день ото дня оттачивая своё мастерство. В ту пору ежедневно по нескольку здоровенных мужиков, раздеваясь до нага укладывались на специально сколоченную широкую скамью для экзекуции перед совсем ещё юной девочкой, хрупкой, небольшого росточка, с локонами золотисто-пышных волос, растрёпанных на ветру и ниспадающих на хрупкие плечики. Перед четырнадцатилетней девочкой, с едва оформившимися, маленькими, но красиво-упругими формами груди, с беленькими, маленькими, но очень стройными и прекрасными ножками, одетых в белые башмачки. Перед девочкой в нарядном шёлковом платьеце и неизменной летней шляпкой с полями укладывались и получали наказание сполна, не ропща, а она их стегала с огромным удовольствием, справедливо считая что все десятки тысяч её крепостных рабов предназначены для работ на хозяйку и получения хлыста от хозяйки. Мужики для неё были хуже скота и с ними она не церемонилась. Никто не считал скольких она запорола до