люк. Из него шло влажное подвальное тепло, и те же звуки, что и от стен — стоны, всхлипы, тихий придушенный плач.
— Воот, ты на верном пути, я уже весь в возбуждении! Ныряй в меня! —
Ната не поняла, что именно надо сделать, и как можно нырнуть в невидимого мужика, но тут ее руки соскользнули с края складчатого бугорка и она ухнула головой вперед в черную дыру, как в задницу. С визгом она попыталась остановить падение, но ее руки проскользили по мерзким липким стенкам, и ее тело ухнуло вниз, во влажную, теплую, темную бездну. Она скользила по этой странно живой трубе, поднимая перед лицом бурунчик слизи, натыкаясь и распихивая тела с той стороны мерзкой кишки. Визг ее умолк и сбился на кашель и отплевывание в попытке вздохнуть, а не наесться слизи, что как вода в аквапарке, норовила залить ее лицо полностью. Пару раз ее бросило из стороны в сторону, когда эластичная труба сменила направление и наконец она застряла на горизонтальном участке, в темноте, слизи, стиснутая с поднятыми над головой руками. Нателла попыталась поворочаться, проползти вперед, но поняла, что эта странная труба плотно обхватила ее тело, и не смотря на смазку, она качественно зафиксирована где-то в глубинах непонятно чего.
Страх накатил еще сильнее, сердце бешено стучало, приступ клаустрофобии заставил забиться ее тело в отчаянной попытке освободится. Похоже она кого-то молотила коленями за эластичной стеной, кто-то мычал сквозь кляп, чье-то тело навалившееся сверху, брыкнулось в ответ. Казалось, она навсегда похоронена в этой клоаке, завернутая в гниющую кишку, заваленная дергающимися телами униженных, изнасилованных, использованных на полную катушку и замученных до полусмерти, а теперь списанных в расход или упакованных для длительного адского хранения девушек из клуба...
— Что милочка, застряла? Все время застреваешь, вот незадача... Наверно, кто-то слишком много ест! Хех... — голос притворно вздохнул. — Ладно, вылазь! —
Труба конвульсивно содрогнулась, открывая проход и чуть не выдавив из Наты внутренности, вывалила ее наружу. Она оказалась в большой сферической комнате, похожей на внутренности тыквы. Выступающие «ребра жесткости», оранжево-коричневые, похоже органического происхождения. Стены, истекающие слизью, тот же мягкий кожистый пол. Тусклое красное освещение от скрытых светильников давало немного света. Между каждым ребром на вогнутой поверхности проступали контуры женских тел, распятых на стене, как лягушки, с раздвинутыми ногами и залитых во что-то мягкое, похожее на непрозрачное желе. Из всех их отверстий торчали шланги разной толщины, также скрытые под желе, как-бы сливающиеся с телами и уходящие в стены. Груди, налитые, как шары, не меньше двух литров, выпирали вперед. Из сосков торчали края медных штуцеров. Ужас добавляло то, что замурованные девушки были живы, их груди колыхались в такт дыханию, у одной из штуцера капало, она шевелилась под слоем желе.
Одно несущее ребро загибалось от стены к полу с выростом, образуя треугольный выступ-седло. Над ним была какая-то статуя, типа атланта, подпирающая собой ребро, но больше похожая на нагов: