Война и мир. Часть 1

Как Лев Толстой перед сношеньем

Хуй вытирает бородой,

Вот этим маленьким вступленьем

Начну рассказ нескромный свой.

I

Зима была ебать какая...

Кричали царские гонцы,

Что, мол, дворяне из Валдая

Пообморозили концы.

Конечно, о таком морозе

Пиздеть сподручней в блядской прозе,

Но я хочу в стихах сказать —

Как выйдешь во поле поссать,

Так примерзает хуй к одёже,

Не оторвать, ебёна мать,

А брызги, падая, звенять...

Нет, летом ссать куда надёже.

В ту зиму только тот тащился,

Кто по утрам в постель мочился.

II

В один из дней мороз крепчал...

Мороз... А ну его к хуям!

В тот день в Москву гусар въезжал —

Поручик Ржевский — зверский хам.

Гусак высокого полёта

Не мог он суток без залёта,

И постоянно на Кавказ

Его ссылал царь-пидорас.

Но Ржевский — падла — болт могучий

На царску службу забивал.

Что делал? Да хуи валял!

И водку пил, верблюд ебучий.

Да, посильней, видать, царизма

Талант большого похуизма.

III

И вот, съебавшися с Кавказа,

Припиздил Ржевский в стольный град.

И хоть бы хуй ему, зараза!

И до пизды ему всё, гад!

Навстречу, бля, кузен Болконский

С женой своей — пиздою конской.

«Здорово, чмо! Хуй тебе в рот!»

«Мон шер ами, привет, майн готт!

Пойдём со мною друг бесценный

К Ростовым. Граф Ростов-амбал

На всю Москву устроил бал.

А ты, бля, хуй с горы — военный,

Ну, а военные всегда

Там, где есть бабы — господа.

IV

Хуяк! И принято решенье —

Друзья отправились на бал.

И Ржевский скорого сношенья

Уже симптомы ощущал.

А на балу народа — тьмища.

Какие мерзкие еблища:

Графини — сучки, проститутки;

Князья — ебучие ублюдки —

Все собралися на халяву,

И все, как свиньи, обожрались,

Все обрыгались, обосрались.

Кормил Ростов гостей на славу.

Мазурку заиграли в ложе

И заплясали эти рожи.

V

Лакеи пьяные в перчатках

Мадамов тискают в углах,

Поэт народный — Пушкин Сашка

Расплылся в собственных соплях.

А вон и Дельвиг — хуй с очками

И гувернантами-качками,

И охуевший от поносов —

Михал Василич Ломоносов.

Пердели, суки, прямо в ухо,

Когда плясали, ну и бал!

Ужимками всех заебал

Заезжий пидор — Пьер Безухов.

А Ржевский захотел в парашу,

И тут увидел он Наташу...

VI

Наташа — божие творенье,

Чтобы ебать уже готова.

Прошу пардон и извиненья,

Пока о ебле ни пол-слова.

Семнадцать лет! Глаза большие —

Пиздец, огромные какие!

Какие губки, зубки, щёчки

И ушек розовые мочки.

А талия у ней какая,

А жопа — это не сказать!

Это, брат, надо осязать,

Рукой по ней передвигая.

На что не глянешь — всё не мелко,

Но главное, что девка — целка.

VII

«Ну, заебись, — подумал Ржевский,

Забыв, что сильно срать хотел.

Пиздык! К Наташе оробевшей

Хуярит он сквозь тучу тел.

В вопросах блядства Ржевский — сноб!

Кого уже только не ёб —

Графинь, княгинь, простых крестьянок

И извращенок-лисбиянок.

А, если с жару, если с пылу,

От удовольствия сопя,

Он выеб сельского попа

И генеральскую кобылу.

А хуем целку поломать —

Да как два пальца обоссать!

VIII

Мужской напор пол любит слабый —

Так Ржевский издавна считал.

«Мадам! А я бы вам... А я бы!» —

И из рейтузов хуй достал.

Наташа член как увидала —

В глубокий обморок упала.

И у поручика — регресс,

Какая ебля, если стресс.

Урок вам — будущие хамы:

Чтоб в затрудненье не попасть,

Не смей при людях хуем трясть!

На Ржевского косились дамы —

Раз с голым членом среди залы

Всё ясно — озабочен малый!

IX

На Ржевского все, как на рыжего:

«Вы, сударь, — хам! Вы — распиздяй!»

Ростов, за дочь свою обиженный,

Сказал: «Мудило, уезжай!»

Заправив болт в рейтузы снова,

Взял Ржевский на прощанье слово:

«Я всех вас видел на хую!

Я всё сказал! Пардон, адью!»

Сей миг оставим сцену эту,

Надев тулуп свой из овечки,

Поручик, стоя на крылечке,

Кричит: «Карету мне, карету!»

Домой