Война и мир. Часть 1

приехал, ох, невесел

И деньщику пизды отвесил!»

X

Всю ночь ему Наташа снилась...

А когда утром пробудился

Одна лишь мысль в мозгах носилась:

«Блядь буду, кажется, влюбился!

Ведь не ебал ещё ни разу,

А как уже люблю заразу!» —

Подумал Ржевский, яйца тря.

«Эх, пропадать, так не зазря!

Уж, раз такое положение,

Любовь такая, хоть усраться,

Придётся, видно, извиняться

И делать, на хуй, предложение.

А как женюсь, я вам скажу,

Вот тут я ей и засажу!»

XI

«Лука, деньщик! Давай-ка шубу

И запрягай коней скорей!

Да шевелись, а то, блядь, в зубы

Получишь, ёбаный еврей!»

За то Лука был часто бит,

Что Ржевский был — антисемит.

Он не любил жидов, цыган,

Хохлов, китайцев и армян —

От них бывает только вред.

Ещё он негров не любил

И Пушкину ебло набил.

Что делать, Ржевский был — скин-хэд.

И вечно с битым был еблищем

Деньщик его — Лука Мудищев.

XII

Лука Мудищев — жид до гроба.

О нём сказать не примену

И подчеркнуть хочу особо

Интимной жизни сторону:

Природой одарён был щедро —

Имел он хуй длиной пол-метра.

И ни одна, простите, блядь,

Луке не рисковала дать,

Предпочитая удаляться.

А он был чист и непорочен,

Но сексуально озабочен.

Ну, хватит над Лукой смеяться,

Он — генетический урод.

Здесь непричём его народ.

XIII

К Болконскому примчал поручик,

В дороге прикупив цветы.

«Эй, князь, пора вставать, голубчик,

Поехали со мной в сваты!»

«К кому?» — «К Ростову графу.

Я дочь его — Натаху

Решил сосватать за себя,

Чтоб охуеть потом, ебя!

А ты сейчас в большом почёте,

Был сватом у государя.

Тебя ж там не прогонят зря»

«Ростов же нынче на охоте», —

Князь вспомнил, натянув штаны.

И в лес рванули дружбаны.

XIV

А граф Ростов, вьебенив чарку,

С утра всегда он был таков,

На кухне выебав кухарку,

Затеял травлю на волков.

Волков травить — не хуй сосать!

Тут надо что-то понимать.

Собак граф не кормил три дня —

Охота — это не хуйня!

Собрались быстро домочадцы:

Сынок, Наташа и супруга,

А вместе с ней её подруга.

И вот уже по лесу мчатся...

За ними лай стоит и гам,

Видать, пиздец пришёл волкам.

XV

Зимой в лесу совсем хуёво.

Мороз ебучий — это раз,

Грибов и ягод нету, к слову,

И снег по яйца, пидорас.

Собаки сгинули в снегу...

Гав-гав и больше ни гу-гу.

Волков не видно ни хера —

Заёб прошёл — домой пора.

Зимой в лесу темнеет сразу,

Быстрей, чем болт у вас встаёт.

Вдруг солнце на хуй уебёт

И, блядь, ищи его, заразу.

И для сравненья: в этом мраке

Темнее, чем у негра в сраке.

XVI

Наташа плачет — страшно стало,

А граф и сам, блядь, перессал,

Закутал в шарф своё ебало,

Ну, думает, пиздец настал.

Тут Петя — сын его — корнет

Заметил вдруг какой-то свет.

Среди деревьев что-то светит.

Наверно, волк, — подумал Петя.

Сынок по папе был — мудак,

В штаны от страха наложил,

А там в лесной избушке жил

Старик-сувровец — чудак.

Уже седой, но полон сил,

Лесничий день и ночь дрочил.

XVII

В тот вечер, запалив лучину,

Отпиздив колом свою лайку,

Решивши разогнать кручину

Достал хрыч старый балалайку.

И начал что-то петь про клитор,

Он был народный композитор.

Вдруг — страшный стук, ломают двери.

Неужто охуели звери?

Мелькнула мысль у патриота.

А то охотники мои,

Замёрзли, падлы, как хуи,

Погреться была им охота.

Все влезли в избу к старичку,

Чтоб наебениться чайку.

XVIII

Согрелись быстро эти гости,

Тут граф заметил балалайку.

«А не размять ли нынче кости,

А ну, хрен старый, поиграй-ка».

Какая музыка была —

Графиня кипятком ссала.

Наташа тут пошла плясать,

Да ловко как, ёб её мать.

Вот, блядь, талант, так уж талант.

А юбка как взлетает

На ножки взгляд бросает

Наш охуевший