Моя дядя

блядям.

Животных полный дом у них:

Собаки, куры, овцы, кошки.

Их Вовочка ебал немножко,

Но не соседских, а своих!

Бывало курицу поймает,

И на хуй молча одевает.

Та извивается, орёт,

А он её ебёт, ебёт!

У ней уж пух летит кусками,

И курица кричит рывками,

(Под такт движений его члена)

У ней из жопы лезет пена,

Но он её не выпускает.

И та, предсмертный стон издав,

Поносом дядю чуть обдав,

Так умирает без всего,

Всё ж не приняв любовь его.

И день за днём домашний скот,

Берёт у дяди Вовы в рот.

Хозяйка Вовочку ругает,

Зачем зверей он обижает?

Ведь легче блядь найти ей сыну,

Чем мучить бедную скотину.

И так однажды, тихо в ночь,

Она к Степану побежала.

И попросила, чтобы дочь

Ебаться Вовке её дала.

(А Танька лишь о том мечтала!)

Договорились, в день рождения

Она придёт к нему в имение,

И разрешит их все сомнения.

4

Итак, продолжу свой рассказ,

Мы снова в комнате знакомой.

Вот дядя, под святой иконой,

Лёг на полу, под ним матрас.

Лежит он в позе деловитой,

И словно горюшком убитый,

Сложил ручёнки на пупок

(И лучше выдумать не смог)

А Танечка сидела рядом

И жадным, полным ласки взглядом,

Смотрела на его прибор

(Висящий вяло до сих пор)

Но вдруг встрепенулась она и зарделась,

И, встав на карачки, к нему подползла,

И нежно рукой за головку взяла.

Поморщилась, крякнула, сплюнув в проход,

Уста приоткрыв, жадно сунула в рот.

Головка разбухла и в гландах застряла,

А Танечка часто и нервно икала.

< Как быть, промедление смерти подобно?!>

Подумала Таня в беспамятстве злобно.

А может, за яйца схватив его кинуть,

И тут же залупу со рта ложкой вынуть?

Решила, рванула за яйца, и вот

Кровь брызнула струйкой,

Он ей порвал рот.

И сам весь в крови на колени упал,

И словно змея, извиваясь дрожал.

Она всё молчала, и он всё молчал.

Она не кричала, и он не кричал!

А утром их нашёл слуга,

Обоих мёртвых. От греха

Сбежал он прочь к отцу Степану,

И рассказал всё без обмана.

Что дочь его, в улыбке страшной

Лежит с залупою во рту,

А рядом, в позе столь ужастной,

Валялся дядя весь в поту.

И чтоб скандал не поднимать,

И прессу к ним не привлекать,

Их ночью тайно схоронили,

Лишь чуть припудрили, умыли.

И с той поры, аж до сих пор

(Я слышал бабок разговор)

Лишь только полная луна,

Взойдёт на небе, как одна

Выходит тенью из могилы

И молвит так протяжно: < Милый! >

И руки тянет, и плывёт.

И если уж кого найдёт,

На той дороге в час ночной,

Схватив утащит за собой,

В свою могилу, молвит люд.

Быть может правда, может лгут,

То я не знаю, Бог уж с ними

(Они давно лежат в могиле)

И я закончу свой рассказ,

Не стану боле мучить вас.