Аленький цветочек

страшный,

Но, наверно, ёбарь... Страстный!»

АРИЯ НАСТЕНЬКИ «В ЖОПУ ПУСТЬ ЕБЁТ»

Батин я сейчас

Слышала рассказ.

Чудище хочу,

Это просто класс!

Я к нему приду,

Ноги разведу,

И пускай вонзит

Мне свой хуй в пизду!

Хуй в пизду!

Хуй в пизду!

Мне свой хуй в пизду...

Раз меня он звал,

То не просто так,

Ведь, наверно, он

Трахаться мастак.

В жопу пусть ебет,

Ну, а после — в рот.

Я его хочу

И кольцо кручу!

Хуй в рот...

Хуй в рот...

В жопу пусть ебет!

А чудовищу в ту ночь

Ни хуя, блядь, не спалось.

Он крутился так и сяк,

Но уснуть не мог никак.

Встал и «Кэмел» закурил,

Крепкий кофе заварил.

«Всё равно ведь не уснуть.

Может, водки ебануть?

Нет, нельзя. Придёт Настюха

И заедет сразу в ухо,

Скажет: «Ёбаный ишак!

Ты нажрался как мудак».

И ебаться мне не даст,

Лучше вылью в унитаз.

Вдруг тот гад купец

Наебёт? Тогда пиздец,

Мне Настюху не видать

И, конечно, не ебать.

Я мудиле угрожал,

Что угроблю всех, сказал.

Но его я брал на понт.

Может, понял это он».

Мысли скверные уже заебали.

На душе было очень хреновато,

Даже хуже! Хуевато!

Он пошёл гулять по саду,

Ведь заняться чем-то надо.

Дёрнул косячок, другой.

Сняло ломки, как рукой.

Все сомненья растворились,

Мысли глупые забылись.

Он поверил, наконец,

Что не наебёт купец.

И, мечтая о пизде,

Он гулял по темноте.

Вдруг услышал стук шагов,

Цокот женских каблуков.

И страшидло испугался.

Чуть со страху не усрался.

Понял сразу — это Настя

И раскрыл в улыбке пасть он.

АРИЯ ОПИЗДОВАТОГО ЧУДИЩА

Ты ко мне в тишине

Постучалась в двери.

Охуел я вполне,

Верю и не верю.

Может быть, галюны

Или мне все снится,

Только нет, это ты,

Милая девица!

ТАНЦУЮТ ВСЕ!

Ты как вор заломишься в дверь,

Все мне ясно стало теперь,

Ты так сильно хочешь, пиздец,

На большой корявый конец.

У тебя такая пизда,

Что мой хуй войдет без труда,

Но надеть придется гондон,

Я боюсь сифона!

Я смотрю на тебя,

Хуй в ширинке бьется,

Не сдержу я себя,

Щас конча польется!

Но боюсь показать

Я свою заточку,

Станешь ты убегать,

И сорвется ночка!

Ты как вор заломишься в дверь,

Все мне ясно стало теперь,

Ты так сильно хочешь, пиздец,

На большой корявый конец.

У тебя такая пизда,

Что мой хуй войдет без труда,

Но надеть придется гондон,

Я боюсь сифона!

А купец, проснувшись утром,

Отрыгнул и пёрнул круто.

Почесал своё яйцо,

Глядь на руку: «Где кольцо?

Ведь его я не снимал.

Неужели проебал?»

Тут две дочки прискакали.

«Вы, это, колечко не видали?» —

«Нет, папаня, хуй нам в ухо.

Может быть, взяла Настюха?

Её тоже нигде нет.

Может, спёрла и — привет!»

Тут купец всё понял сразу.

И, ругнувшись два-три раза,

Он в ментуру побежал

И про всё там настучал.

Ну, а участковый мент

Был ему пиздатый кент.

«Разберёмся, — он сказал

И дубинкой замахал, —

Мы найдём тот хуев остров,

Хотя всё это непросто».

До купца дошёл намёк.

Он сказал ему: «Колёк,

Я пиздато заплачу,

Я вас всех озолочу.

Только побыстрей найдите

И Настюху мне верните».

И ментовские войска

Понеслись искать врага.

Танки, пушки и пехота,

Крокодилы, бегемоты.

Всё! Чудовищу пиздец,

Не сносить ему конец.

Участковый разрывался,

Громко матами ругался,

Потому что он там был

Охуенный командир.

АРИЯ ХРАБРОГО МЕНТА

А я мужик — пиздец,

Чудовищу конец.

Я самый храбрый в мире мусоришко.

Найдем мы островок

И превратим его

В вонючую, протухшую отрыжку.

Купец озолотит,

Ведь сам же говорит,

С лихвою он расплатится за Настю.

А чудищу кранты,

Дадим ему пизды,

Чтоб рот не разевал на эту фрастю.

А чудищу кранты,

Дадим ему пизды,

Чтоб рот не разевал на эту фрастю.

Я самый храбрый мент,

И завалю в момент

Я этого вонючего урода.

Здоровый очень я,

Шварценеггер, то