Лили

Неисчерпаемой теме — любви между мужчиной и женщиной — посвящена эта фантастическая повесть

По тропинке, ведущей к заброшенной баньке, шла совершенно голая де-вушка. Лунный свет играл блестками в ее распущенных волосах, доходивших до пояса, а заросли крапивы то обнажали, то вновь скрывали ее стройные ноги. Словно вылитая из серебра, она прошла так близко, что я успел заметить, как вздрагивала при ходьбе упругая девичья грудь.

Свернув с тропинки, она словно растворилась в благоуханном аромате теп-лой июльской ночи. Скрипнула дверь баньки. Все смолкло.

Я лежал у потухшего костра, боясь неосторожным движением выдать свое присутствие. Как невыразимо хороша была девушка! Мне хотелось бежать за ней, прильнуть к окну баньки, чтобы еще раз увидеть ее обнаженной, но я не мог сделать ни шага. Одновременно с восторгом на меня нахлынуло чувство не-изъяснимой тревоги. В девушке было что-то от оживших восковых фигур. Му-рашки пробежали по спине. Леденящий душу страх полз по лесной поляне, как газ без цвета и запаха проникал в каждую клетку моего существа. В лесу что-то происходило, и это касалось меня.

Вдруг вспышка, похожая на молнию, осветила окрестности. Я замер, ожидая раскатов грома. Но все было тихо и недвижимо. Лишь на потемневшем небо-склоне вспыхнула новая звезда. Я готов был поклясться, что еще полчаса назад ее не было. Слабый мерцающий свет звезды размыл напряженное ожидание че-го-то, унял страх, но оставил холодную печаль вселенского одиночества.

Я взял себя в руки, зажег фонарь и еще раз перечитал записку, которая привела меня в эту мрачную пустошь:

«20 ПОЛНОЧЬ ТАМ ЖЕ ЗАБРОШЕННОЙ БАНЬКЕ».

Я взглянул на часы. Они показывали полночь. Двадцатое июля. Но это была не Элла.

Все произошло здесь, на этом самом месте, ровно месяц назад. Я вспомнил волнистые волосы Эллы, ее большие голубые глаза северянки с раскосым азиат-ским разрезом, ее тонкую талию и маленькую круглую попку, не самой безуко-ризненной формы, но лихо затянутую в бывалые студенческие джинсы.

В тот день мы остались в туристском лагере одни. Она попросила меня наколоть дров для старой баньки, построенной невесть кем возле лесного ис-точника. Родник бил в самом центре бани, отчего воздух в ней был необычайно свеж и сладок. Подкладывая дрова в огонь, я представлял, как Элла войдет сю-да, снимет свой розовый халат, под которым не будет надето ничего, сядет на эту замшелую прохладную скамью, подставит грудь и шею ласковому теплу очага. Потом она повернется к огню спиной и снова лицом, позволяя теплым струям касаться ее пушка и нежной девичьей кожи. А я вопьюсь в нее глазами сквозь закопченное банное оконце. Я встал и носовым платком протер стекло. Пододвинул бадью под самое окно, чтобы, потянувшись за водой, она оказалась прямо напротив меня. Я хотел ее видеть.

Когда она вошла в баньку, я уже притаился в своем убежище, прильнув к окну. Девушка легко скинула халат. Больше на ней ничего не было. Манящей матовой белизной вырисовывалось тело. Она повернулась к бадье, подошла к ней, встав