Надпись на асфальте

Вадим Николаевич спешил на службу. Только вчера сослуживцы поздравили его с присвоением очередного воинского звания, а сегодня на его погонах красовались две большие звездочки капитана второго ранга.

Как говорили вчера за шумным столом юбиляра, он вступил в тот игривый возраст,

когда мужчине только сорок, но он уже успел достаточно охладеть к прелестям своей миловидной половины, и был бы не прочь прижать к кудрявой груди какую-нибудь смазливенькую девчонку, в коих не было недостатка в этом большом приморском городе.

Идя утром на работу, Вадим Николаевич вдруг увидел у стены дома на асфальте меловую надпись: «Света! Я люблю тебя больше жизни!».

«Ого! Ишь, куда хватил, чертенок», — подумал офицер, не сомневаясь в авторстве мальчишки. Он даже представил, как поздно вечером, тайком, при свете уличного фонаря тот, высунув язык, старательно выводит эту надпись, несчастный рыцарь неразделенной любви.

Но Вадиму Николаевичу, искушенному в любви, с высоты своих сорока лет показалось чрезмерным такое самопожертвование. Он только снисходительно хмыкнул и прошел мимо.

В сутолоке дня офицер забыл об этой надписи, пока не наткнулся на нее в обед, идя в столовую.

«Ишь ты. Все еще любит», — улыбнулся офицер и решил вечером заглянуть к своей знакомой.

Тамара Михайловна, узкобедрая, плоскогрудая, с миндалевидными глазами, нравилась ему, и ночи, проводимые у нее (дома они значились «дежурством»), постоянно манили его.

Тамара была на десять лет моложе его жены, образованная, эмансипированная, и достаточно опытная в любви. Каждый раз, отдаваясь ему, она придумывала что-нибудь новенькое. Но всегда ей нравилось, чтобы он силой брал ее. Ходил слушок, что когда-то ее изнасиловал солдат, и, похоже, что эти воспоминания бередили ей душу. Когда он, изнемогая, не мог долго кончить, Тамара, пользуясь тем, что была намного легче его, вскакивала на него, обвив ногами ягодицы, а он, поддерживая их ладонями, стоя, насаживал ее с невероятной силой. В эти мгновения у него просыпалось что-то звериное, уходящее корнями в первобытное, неизведанное, дикое...

Партнерша ощущала это, и отдавалась ему в эти мгновения самозабвенно, едва не теряя сознание.

Вадим упивался любовью с ней, но наступало время, когда она начинала ему надоедать. Опять хотелось чего-то новенького. Недаром говорится, что каждый мужик мечтает о гареме. Тогда он переключался на свою двадцатилетнюю секретаршу Зину, которая обожала его, постоянно ждала, дико ревновала к «косоглазой» Тамарке, и, заполучив его, кричала в постели от избытка нахлынувших чувств, удивлялась его изобретательности в сексе. Она крепко целовала его, умышленно оставляя засосы на его шее, пила с ним шампанское на брудершафт, не стеснялась нагой изображать перед ним танец «живота», но утром, вставая с постели, стыдливо краснела и требовала, чтобы он отвернулся. Одевшись, переходила с ним на «вы», а на работе, заходя к нему в кабинет, внимательно выслушивала указания шефа и неукоснительно их выполняла точно и в срок.

Ее мини-юбка, плотно обтягивающая ягодицы, и открытая на груди кофточка так возбуждали его, что у него нередко возникало желание тут же завалить ее на диван, но он знал,