Татьяна замешкалась у машины, вытаскивая пакеты с продуктами.
— Блядь! Понагородили тут, суки! — до женщины долетел пьяный голос.
Оглянувшись, она увидела у подъезда перевёрнутую инвалидную коляску и сидевшего на асфальте безногого мужчину. Он, громко матерясь, пытался поставить сложившееся кресло на колёса. Видно, что он был пьян.
Татьяна бросила пакеты и кинулась к незнакомцу.
— Я помогу вам! — она подбежала и вернула кресло в нормальное положение.
— Спасибо, — пробурчал пьяный и зыркнул на неё серым взглядом.
Его глаза на заросшем щетиной лице смотрели как-то колюче и, словно две тонкие иглы для вышивки бисером, пронзили женщину. Та опустила взгляд, стараясь не смотреть в обозлённое лицо.
— Ну, чего стоишь?! — бросил мужчина. — Иди, куда шла! В помощи не нуждаюсь...
— Да как вы... — Татьяна хотела упрекнуть его, отчитать за хамство, но осеклась.
Нет, не из жалости. Просто ей вдруг стало стыдно вступать в перепалку с пьяным. Если честно, такое с ней случилось впервые. Татьяна была женщиной одинокой и за свои сорок два года привыкла стоять за себя сама. Это была обычная привычка самостоятельной женщины, чья жизнь протекала в абсолютном одиночестве. Никого... Впрочем, у неё жила кошка с нежным именем Персик, больше подходящим коту. И вот это самое пушистое создание фруктового цвета принимало на себя всю ласку, которой у Татьяны было в избытке.
— Вы живёте здесь? — спросила женщина, кивнув в сторону своего подъезда.
— Слушай, фифа, отвали, а, — безногий, ловко опёршись сильными руками, вскочил на коляску и тронул колёса, пытаясь направить их на крутой пандус.
Татьяну презрительное «фифа» обидело вдвойне. Это был намёк на её подростковую фигуру и небольшой рост. Вот и сейчас в своих узеньких джинсиках и коротенькой джинсовой курточке она выглядела просто девочкой. Только глаза выдавали в ней зрелую женщину: такой глубокий взгляд у девочек не бывает. Да что он себе позволяет этот хам?! Татьяна решительно шагнула в его строну и хотела помочь втолкнуть коляску на пандус, но высокий — для роста — каблук вдруг попал в выбоину на асфальте, и женщина стала падать, толкнув несчастного мужика.
Она сама не поняла, как это случилось. Коляска отскочила в сторону, её хозяин растянулся на спине, а сама Татьяна мягко приземлилась на него, уткнувшись носом ему в шею.
— Хм, а мне это нравится, — хохотнул мужик, — Давненько баба сама на меня не прыгала. Эй, фифонька, чего замерла-то? Давай, действуй дальше.
Это его замечание заставило Татьяну опомниться. Она села и залепила ему пощёчину. Забыв себя, кулачками замолотила по его широкой груди. Женщину душили слёзы. Горькие слёзы обиды.
— Хам! Хам! — глотая слёзы, орала она.
— Эй, эй, полегче, фифа! — цепкие пальцы сжали её тонкие кисти и не давали двинуться.
Татьяна сквозь слёзы увидела его серые глаза. Они... смеялись... Это так поразило её, что она уставилась на его лицо, будто пыталась что-то понять. А сама продолжала сидеть на мужчине верхом. Он тем временем вновь заговорил.
— Слушай, фифонька, я, конечно, понимаю, что посреди двора поздним вечером,