Вика достигла конечной точки намеченного пути.
Безрезультатно. Куда двигаться далее — она пока не знала.
За окном плацкартного вагона, прибывшего четверть часа назад, на конечную Куликовского вокзала, стояла поздняя весна. Солнце окрашивало все в желтые цвета: стены вокзальных зданий, лица прохожих и их одежду, даже серый потрескавшийся асфальт перрона, по которому порывистый ветер гонял обрывки газет и разный мелкий мусор. Пробегающая мимо такса мимоходом пометила толстый бетонный столб и побежала дальше по каким-то своим собачьим делам, забавно перебирая короткими лапками.
Из раздумий женщину, сидящую на жестком диванчике плацкартного купе, вывел глухой мужской голос. Говорил он отрывисто. Короткими предложениями. Каждый раз делая паузу, словно размышляя, что именно следует сказать в следующий миг.
— Женщина. Мы приехали. Конечная станция! Куликовский вокзал. Поезд дальше не идет. Вам необходимо освободить вагон. Мне тут... это... помыть нужно.
Вздрогнув после первого его слова, Вика глянула на обращающегося к ней мужчину и признала в нем молодого проводника, с которым ехала почти весь путь. Едва она села в позапрошлую полночь в вагон, проводник стразу показался ей немного странным, но на деле оказался очень добрым и миролюбивым. Прямые светло-соломенные волосы, серые глаза, длинный нос, напоминающий клюв большой птицы, странное выражение лица, на котором застыло недоумение — примерно таков был его портрет. Пуговицы на вороте форменной рубашки проводника были расстегнуты, снятый с шеи галстук вальяжно болтался на заколке, над животом. Рукава были закатаны по локоть, а в левой руке он держал швабру, опираясь на нее, словно на посох и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
Вздрогнув, Вика вернулась из своих размышлений в реальность и осознала, что вагон давно пуст, все пассажиры уже вышли из него, а проводник занимается уборкой своего рабочего места. Он уже помыл бо́льшую часть вагона, пока не наткнулся в предпоследнем купе на нее — пассажирку, позабывшую выйти.
Молодой человек терпеливо ждал, глядя на Вику немигающим взглядом, пока женщина задумчиво смотрела на него (словно вспоминая что-то или принимая некое важное решение). На ней был надет серый спортивный костюм и синяя ветровка, на ногах старые белые кроссовки, а на коленях она держала средних размеров черную спортивную сумку, скудно наполненную вещами едва ли на треть.
Возраст ее сложно было определить. Хотя и видно было, что она еще довольно молода, выглядела женщина не лучшим образом: худая, изможденная, заострившиеся скулы и ломаные лучи морщин на лице, темные синяки под глазами. Черные волосы, разбавленные местами серебряными нитями седины, были собраны в хвост и туго затянуты на затылке резинкой, от чего лоб ее казался довольно высоким. В расстегнутой олимпийке проглядывали острые ключицы, а на шее висел алюминиевый крестик на обычной белой нитке. Украшений, как и следов косметики на ней не было, только две точки в ушах свидетельствовали, о том, что когда-то женщина носила серьги. Тонкие неровные пальцы, с ногтями, обрезанными под корень, так же не могли похвастаться ни изящностью, ни наличием на них украшений, ни