пуховиками, куртками, дерматиновой обувью и прочим ширпотребом. Спали на армейской двухъярусной койке, питались тут же — незамысловато, сублапша, шпроты, дешевые сосиски.
Какая уж тут личная жизнь? Так, выживание сплошное. Два дня по 14 часов в посудомойке, в выходные с мамкой на рынок, тюки да баулы тягать, шмотками торговать. Вот и вся жизнь.
Любила мать ее конечно, по-своему, не совсем так, как общепринято понимать родительскую любовь, но любила. Бывало, сидели вечером поздним у общаги на скамейке, мать «Опал» смолила, да бутылку горького пива на двоих распивали.
— Вот разбогатеем, вырвемся к черту из этого ада. Ничего дочь, и нам повезет! Не бывает иначе. Дела в гору идут. Все наладится. И дом отстроим. И участок купим. Будем хризантемы выращивать. И мужа тебе достойного подыщем! И институт ты закончишь. Вот только еще немного потерпеть нужно, чуточку совсем.
— А я мамочка тогда свой ресторан открою, на берегу лазурного моря. Фартучки белоснежные с голубой каемочкой, тарелки такие же, фарфоровые и фужеры из тончайшего прозрачного стекла, а в них вино — белое, а море синее-синее и чайки кричат...
— Так все и будет, доченька, так все и будет. Вот только немного еще потерпеть нужно. Идем-ка спать, вставать завтра рано...
Не удалось мамке Викиной дотерпеть-дотянуть до лучшей жизни. Как-то поздней весной вот так же посидели на лавочке, помечтали, птичек послушали, пораньше спать пошли, а наутро и не проснулась она — сердце! Осталась Вика одна совсем. Бабушка к тому времени совсем сдала: из больниц не вылазила. Из общаги выселили, шмотки все нераспроданные какой-то ушлый Славик тут же пристроил, дал Вике 500 рублей, типа компенсация, на этом и распрощался.
Смешно ли грустно ли, но не зря русская поговорка говорит «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Вика с темными от слез и бессонницы кругами под глазами, да полупустой спортивной сумочкой (немного своего добра-то нажить успела), сразу после похорон (поминок и не было) отправилась к Армену — хозяину ресторана, расчет получать: решила девочка на родину к бабушке вернуться, а там будь что будет, родные стены, они подскажут.
А он с порога ей:
— Вика, я так сожалэю, я так сожалэю! Я так твою мать уважал, я любил ее, а оно вон как. Слушай, слушай дэвочка, я тэбя к сэбе поваром возму. Тут и зарплата повыше, помогу комнатку снять. Я вэдь у неё в болшом долгу.
Вика, смутно понимая, что происходит, как-то на автомате подмахнула заявление. Армен тут же аванс выдал и сам на стареньком мерседесе повез квартирку смотреть. Присмотрели, размером едва больше комнаты общежицкой, но зато тут и кухонька своя, правда душ с туалетом на 2-х хозяев, так что ж... не привыкать!
Осталась Вика в Подмосковье. На следующий день уже в смену вышла. Как-то так и дела в гору пошли (все как мать говорила!). Немного времени свободного появилось, девушка в библиотеку записалась, а потом и на курсы бухгалтеров, так, на всякий случай, мало ли,