Пурга

В день 12 января 1897 года я получил конверт от своего товарища из Санкт-Петербургской губернии, в коей он служил Ротмистром в одном из уездных городков с живописными, по его словам, видами и по приятному бесовской трактирной разгульностью. Получив дозволения от вышестоящих чинов, я ближайшим экипажем отбыл по снежным равнинам в край своих надежд на возможность с удивительным весельем прокутить жалование за два месяца. Нас было пятеро однокашников. Но в житейской дружбе остались только я и Александр.

За мыслями и рассуждениями я не замечал как летят часы. 2 дня у меня ушло на дорогу. Достаточно быстро по меркам условий. На постоялом дворе в полпути от места назначения, не опрятного вида человек постоянно твердил про бурю. Дескать колено его пережило не лучшие дни и теперь крайне чуткое к погоде. Неверие вполне понятно от моего лица, забрав мысли о ней и забив их в дальний угол моей памяти о поездке, я не тревожил себя, да бы не накрутить на плохое и нелепое, ничто не омрачит мои планы. Так ли мало мужчина в свои четверть прожитого века надеется на положительное? Мысли кромешные изгоняются как опечатанный портовик из петровского трактира. Тем не менее, кошка на сердце, с упорством провинившегося кадета — заучки, точила свои чёрные когти. Отвык я уже от авантюр. Всё мне дом уютный да грелку в ноги. Порой сам себе поражаюсь, ещё пяток лет назад я мог ночь провести в дурмане загула, день трудиться, а вечер подарить духу повесы. Что случается с нами в этот жизненный период? Вопросы вечные: кровь да судьба. Может я, не заметно для себя, поддался на уговоры покровителей. Они видят мою жизнь от своих седин и всё вымеряют по годам. Вот я за десятым чином, а тут уже и первая звезда на сердце за заслуги. Дети, что за мной каждый шаг чеканят и жена при белом платке да соболе на шее.

Мерзко проглотив комок из желчи бесполезных рассуждений я продолжил свой путь к приветствию друга.

Томик трудов почивших философов постоянно встречался с моим носом по вине дрёмы. Да покуда ждать, то можно. Но прочь печаль и вот она хулиганская мурашка восторга пробежала по спине. Я почти на месте и крыши домиков с окраины струили дымок ровными столбцами прямёхонько в небо, это к морозу, но погоде ясной. Ошибся бес с постоялого двора, типун ему на язык! Серость улиц играла на манер старика Петербурга, улицы простых людей были более пёстрые, не весь рабочий люд был грамоте обучен и ставни лавок украшали, не дать не взять, полноценные выставки с демонстрацией услуг. Вот брадобрей, скорняк и лавка с овощами. Зажиточные же кварталы протекали как унылая река. Мостовые биты, дома серы, а люди скучны как праздник начала урожая в германских провинциях.

Экипаж с шумом остановился у, обозначенной письмом, гостиницы. Это был не Царский Двор но место уютное. Встретил меня