в его лице проглядывалось что-то мужественное, боевое, и в тоже время что-то привлекательное. Он старше меня года на два, может полтора.
— Давай знакомится, Грифон, — я подал ему руку, он пожал её.
— Юра. Психоаналитик.
— Ха-ха-ха. Я или очень болен, или самый здоровый из здешних.
— Ты очень красив. — И не давая опомнится, повёл меня танцевать. Очень грубое нахальство раскидывать комплименты и тащить на танецпол, но в этом чувствовалась какая-то забота. И даже две заботы: о тебе заботятся как о человеке и как о понравившемся человеке. И так и так чувствуешь себя по-настоящему человеком, что, конечно же, очень приятно. Юра вёл и это был очень явный намёк, кто главный в постели.
— Юра, я актив. — Прошептал я тихо в танце. Через некоторое время он прошептал в ответ.
— А я универсал, — и облизал ухо.
Мы начали дурачится. Свадьба стала ещё веселее, и это не удивительно, ведь это свадьба весельчаков. Но мы потихоньку отклонились, и уже через двадцать минут были на бульваре Шевченко.
— Давай пройдём к Днепру.
— Пошли.
Мы шли по ночным улицам Черкасс и болтали про всякую мелочь.
— Юра, посмотри на это звёздное небо. Как ты думаешь, как на него смотрели греки?
— Древние греки? Ты любишь греческую античность?
— Да, очень. Если б можно было, я бы перенёся к грекам.
— А почему ты не говоришь к «древним грекам»?
— Потому, что эти греки до сих пор ещё живы. Они современны.
— Грифон, ты мне определённо нравишься.
— И почему это ты комплементов говоришь больше, чем я тебе, а красавчик?
Мы замолчали. В мыслях я возвращался к грекам. Как там всё было хорошо. Парень ухаживает за парнем, это любовь воспевается, она прекрасна, и как всё прекрасное легитимна. Культ красивого мужского тела — это не только культ красоты и здоровья, это ещё и культ нравственной чистоты. Нагота в Греции не скрывалась, и даже наоборот выставлялась на показ. Военные тренировались ...раздетыми, все от 14-тилетних мальчиков до старых тренеров-учителей. Спортсмены соревновались только нагишом. Сейчас всё это утеряно. И главное природная красота тела оторвалась от нравственности.
Вот мы у берега. Лёд на Днепре трескается, руки мои чувствуют холод воды, но это не страшный холод, Днепр родной.
— Грифончик, пошли ко мне. Я живу в двух кварталах от суда.
Я подошёл к нему, впервые поцеловал его приятные губы и сказал:
— Хорошо, пошли.
Мы уже подошли к его дому. Весь хмель выветрился на лёгком морозе. Одноэтажный дом старой, советской постройки. В доме видно было, что живёт холостяк. Мы сняли тёплую одежду и обувь. Он показал свою комнату и оставил одного, а сам пошёл включать отопление. В комнате большая двуспальная кровать, маленький стол с компьютером и много-много книг на полках.
— Слушай, Гриффи, как на счёт ванны.
— О было бы прекрасно! — это меня удивило. Юра умудрился в самой дальней комнате сделать не то что ванную, минибасеин.
— Ты осмотрись, а я сейчас приготовлю её.
Вскоре появился Юра в