Любовь и секс Грифона Гоя

но не любимый человек. Мы два попутчика, встретились и также спокойно разойдёмся. Любовь не секс, но если любви нет, уж лучше пусть будет такой секс.

Была суббота; и я пошёл в общежитие, отдохнуть, хотя не чувствовал усталости. Я бодр и свеж. Не выбрит. Ну и ладно.

VII

Ветреное воскресное утро. Краски природы будоражат мои чувства. Природа — чистое искусство. Бог лучший художник. Этот синий и коричневый цвет, они как символы самой жизни. Какая чёткость красок и грация переходов! Я иду в церковь, а вокруг вижу гимн Творцу. В восхищении есть какая-то покорность, смиренность. И рядом с ней невольно чувствуешь бунтарство. Оно не позволяет полностью раствориться в предмете восхищения. Бунтарство — мой рок. Всё та же гордыня не даёт мне покоя ни в Боге, ни в искусстве, ни в науке — и всё это вместе не даёт мне покоя в жизни.

Заходя в собор, я постоянно чувствую, что зашёл в гости. Я знаю: меня здесь считают грешником, презренным рабом моих грешных чувств. Но они-то обо мне ничего не знают. Все мы грешны, и хватит.

Всегда я подхожу только к одной иконе Иисуса Христа. Если бы я был среди евреев во время Моисея, меня бы закидали камнями. Петр в послании к римлянам заклеймил гомосексуализм как неестественное и отвратительное, как противное ...Богу. Петр бы сделал меня изгоем. И только Иисус не оттолкнул бы меня. Я уверен: он бы присел рядом и сказал бы что-то дружественное и приветливое. Может быть, он бы рассказал анекдот, и мы бы весело посмеялись над суеверием людей. Зачем Бог сделал так, что меня влечёт мужское тело, а не женское, а потом осудил это через своих пророков?

Иногда я чувствую потребность здесь быть. У иконы постоянно думаю о себе и своей вере, я думаю про смысл своего существования. Есть только два места, где я по-настоящему думаю, где никто мне не мешает, и я полностью предоставлен миру. Это здесь и в филармонии. Здесь я укрываюсь от постоянного страха быть разоблаченным и потерять свой статус. Но ещё больше я боюсь за своих родителей: если они узнают, то... Общество загнало меня в ловушку, как дикого зверя. Оно сделало так, что я вынужден противопоставить себя. Я вынужден выступить против общества, чтобы остаться собой. Но что если я не хочу этой борьбы и противостояния? Мысль о мире так глупа и желанна. Ну ладно, я силён и талантлив, а каково другим. Многие сломались. Почему никто не говорит о тирании веков. Сколько несчастных людей, вынужденных создавать гетеросексуальные семьи. Сколько слёз пролили женщины, узнав, что у их мужей нет любовниц, но есть любовники. Сколько сердец было разбито насильно жестоко. Сколько их сгорело на костре, мы не знаем. Сколько сидело в советских тюрьмах, мы не знаем. Сколько было их в нацистских лагерях, мы не знаем. А сколько было избито и убито. Боль и насилие. И кто поставит за