все вместе! Если бы я сказала ей, это просто напугало бы ее.
— Как долго вы двое были подругами?
— Менее чем год, но... но я никогда не чувствовала такого ни к кому раньше. Это так здорово, но это ТАК ранит.
Я крепко обнял ее, сжав в своих объятиях.
— Она вообще знает, что ты — гей?
Клэр снова покачала головой.
— Послушай, — успокаивающе прошептал я, — в наших обстоятельствах я, наверное, — последний человек в мире, от которого ты даже подумала бы получить совет по отношениям, но ты должна ей сказать. Если она — действительно твоя подруга, то выиграет, не отталкивая тебя. Ты должна ей доверять, чтобы поступить правильно.
— Что, если все изменится?
— Конечно, все изменится. От «я люблю тебя» назад пути уже нет. Но посмотри на то, что с тобой происходит. Это разрывает тебя изнутри, и будет только хуже.
После еще нескольких глубоких вдохов, Клэр, наконец, собралась и освободилась из моих рук, извиняясь за мокрые пятна, которые ее слезы оставили на моей рубашке. Она пристально посмотрела мне в глаза и смогла изогнуть губы в горько-сладкую кривую улыбку:
— Я тебя не понимаю, Майкл. Ты — тупой мудак и одновременно — очень хороший парень.
— Мне очень жаль, что я причинил ей боль. И я действительно, ОЧЕНЬ хотел бы дружить с вами обеими.
— Пожалуйста, ничего не говори Тами.
— Эй, я и не собирался.
Это, казалось, ее успокоило, и в течение следующих сорока пяти минут мы довольно дружелюбно вдвоем ждали наше белье. Мы болтали ни о чем особенно важном, просто по-дружески. Никто из нас не упоминал Тами.
Когда Клэр начала выкладывать свою одежду из сушилки, я увидел несколько пар скудных маленьких стрингов и штанишек всех форм и размеров.
— Ты увлекаешься моим нижним бельем? — поддразнила она.
Я только пожал плечами, подковырнув:
— Честно говоря, я стараюсь не думать о том, как они выглядят, когда вы их носите.
Она закатила глаза.