Один день жизни

другу. Мы способны общаться мыслями, не высказанными вслух. Сначала чуть слышно пробиваясь сквозь мощные слои симфонизмов, затем все явственней пробивается ко мне внутренний голос Инги, вкрадчиво-обходительное сопрано, принимая на себя ведущую партию симфонии — удивительное дополнение, против которого не стал бы возражать, я думаю, сам автор.

— Ты сегодня неразговорчив. Ты что, мне не рад?

— Прости. Я всегда рад тебя видеть... И слышать. Даже не знаю, что мне приятнее. Такчудно на тебя смотреть. И обонять. И осязать.

— Я люблю, когда ты говоришь. Мне приятно тебя слушать. Не знаю лучшего собеседника, чем ты.

— Ты мне льстишь.

— Ни чуть... Был трудный день?

— Да очень насыщенный... умственной работой.

— Обманщик. Знаем мы вашу умственную работу. Скольких женщин ты сегодня осчастливил? Двух? Трех? Сотню другую?

— Не знаю, не считал, но по обывательским меркам достаточно, по меркам царя природы, готовящегося к прыжку, наверное, нет.

— Сколько же тебе достаточно женщин?

— О, я максималист. Меня устроят только все женщины мира.

— Ты не максималист. Тыпсихопат. Ты монстр.

— Согласен. Еще обожаю, когда меня называют тварью. Это слово пахнет адом, а наслаждение, как тебе известно, рожденоадскими силами.

— Не строй из себя философа-романтика. Тем более, что не способен понять такую простую вещь: что познать до конца одну женщину — значит познать всех женщин.

— Неплохая сентенция. Ничуть не хуже такой: познать всех женщин — не означает познать суть даже одной женщины. Дело не в знании, я давно смирился с непознаваемостью этого мира. У каждого из нас в голове свой блоу-ап, но кто умеет его разгадать? Все, что меня по-настоящему волнует — любовная гармония тел, познаваемая через личный опыт. В каждом случае я получаю различные результаты.

— По-моему, ты придумываешь их сам, витаешь в мире сексуальных иллюзий. Результаты, если и отличаются, то не намного. Анатомически — что ж поделать — все женщины одинаковы, у всех вдоль, а не поперек.

— Оригинальная мысль, хотя я и немного шокирован еегрубой объективностью, учитывая вашу деликатность, Инга Васильевна. Конечно, мы все рабы физиологии, но телесное в сексе, при всей его главенствующей роли, еще не все. Тело задает ритм, пульсацию, бит. Душа направляет мелодию. Фантазия плетет нескончаемую паутину гармоний. А сколько нюансов, сколько прозрачных воздушных арок неизвестного, непознанного происхождения! Пока я жив, я не могу отказаться от этого упоительного волшебства. Я трахаю, следовательно, я существую.

— Оригинальная мысль, хотя я и немного шокированаее циничностью, учитывая твою воспитанность.

— Лучше и правдивей не скажешь. Я раб женского оргазма, ничтожный в сравнении с ним. Помнишь у Лоуренса: мужчина, занимающийся сексом смешон. Конечно, ведь о его удовольствии и говорить-то нельзя без смеха. Я орудие женской услады и счастлив этим. Надеюсь, этим и отличаюсь от основной массы самцов, для которых все наоборот: женщина — аппарат для удовольствий, этакое самоходное влагалище.

— Ты сегодня циничен как никогда.

— Извини, я, действительно, немного утомлен... Возможно, ты права, я беру на себя слишком много.

— Ты не учитываешь главного: секс — занятие