Эротический этюд 21

Дом наскоро слепил облако, которое выжал дождем на две похмельных головы.

10-й километр.

— Какой ветер! Вы не простудитесь?

— Нет, ничего. — Он сделал еще один глоток и не добавил: — Он меня вылечит в случае чего.

— Кто «он» — не спросила Она.

— Мой Дом... — сказал Он вслух.

— Что «ваш дом»? — Она удивилась. Глаза блестят, юбка ползет вверх, медленно, как штора в старом кинозале...

— Ничего. Мой Дом вам понравится. Там уютно...

Хорошо, что ты меня не слышишь, старина... Сказать про тебя «уютный»... Да... Не волнуйся, я все помню. И как ты умеешь лечить, я помню тоже. Хорошо, что бабка настояла тогда, чтобы меня привезли к тебе из больницы. Ты вытянул меня наверх, как невод со дна, с барахтающимся уловом будущих лет. Я тебе уже говорил «спасибо»? Не помню... Спасибо. Спасибо. Спасибо.

15-й километр.

— Так странно... — сказала Она.

— Что?

— Мы ведь оба с вами понимаем, куда и зачем едем. И все еще на вы, и даже не целовались ни разу...
— Ты не понимаешь, куда едешь! — не крикнул он. — Зачем — это уже не так важно.

— Вы мне очень нравитесь. Давно нравитесь. Давайте поцелуемся... — она положила руку ему на колено. Пьяная, красивая, добрая девочка.

— А вдруг вам не понравится... Придется возвращаться. А я так хочу показать вам...

Дом. Показать его тебе, сделать хозяйкой на день, на два, на всю жизнь. Это уж как получится. Ему решать. Дому. Дом лучше разбирается в женщинах, чем его Хозяин. Все, что дано знать Хозяину, рассказано Домом. С того дня, когда Он впервые подглядывал за безобразиями кузины из Ростова, он сохранил память о щели в потолке, из которой открывался удивительный вид на комнату для гостей. И кто, как не Дом, со скрипом подмигивал ему всеми остальными щелями, расширяя эту, как только мог.

20-й километр.

Она замолчала. Дорога взяла свое, лицо посерьезнело, глаза блестят уже совсем нехорошо. Полупустая бутылка зажата в коленях, для чего — ах! — пришлось еще выше поднять юбку. Ее рука задумчиво ложится на его руку, пальцы гладят кисть, как собаку, рычаг коробки отзывается ревнивым ворчанием. За окном пролетает шашлычная, бросив в окно тугой хищный аромат.

Он ставит кассету, чтобы спугнуть ее руку. Рука уходит, подносит к губам бутылку — и тут же возвращается, пристраиваясь уже на его бедре. И тут же отправляется с инспекцией в соседнее место, где ожидает найти сами-знаете-что. И оно там действительно есть, это с-з-ч, но в состоянии столь беспомощном, что ее мизинец изгибается жалобным вопросительным знаком: Почему? Ласки становятся настойчивее, она ждет ответа, но лишь рычаг коробки стоит в салоне дрожащим фаллическим символом. Больше ничего...

Это там, Дома, ее ждут сюрпризы. Он улыбается. И еще какие! Там, на диване, хранящем воспоминание о Первой и Единственной, он еще покажет ей, на что способен. Только бы тень от фонаря по-прежнему падала на стену, только бы молчал старый деревянный насмешник... Молчал, как в ту, первую, ночь, проявляя два силуэта на