Эротический этюд 33

сунула. Кто ее поймет, мою Ма... Люблю ее, конечно, хотя крута она с Папиком, ох как крута...

— Сто не проживем, — продолжает Папик. — А сорок-пятьдесят мож и отмотаем еще... А с бабками, может, и все двадцать...

Это он, типа, пошутил. Я показываю, что понял, улыбаюсь. А он все гладит меня по голове, странно это как-то, приятно, что ли. Все таки, Папик ведь, помню его таким большим, как приход от афганской травы, когда он надо мной нависает и со всех сторон как будто защитить норовит. Это когда мне было лет пять, раньше ничего не помню. А позже еще много чего помню.

Поплакать, что ли, думаю... И ком глотаю... Я рад, что Папик работу нашел. И Ма, наверное, рада... Еще бы. Она только об этом и думает. Только сам он, похоже, не больно рад... Ну да ладно. Такой он у меня, Папик. Несчастный по жизни...

Ма зовет с кухни, говорит, еда уже на столе. Мы поднимаемся и идем, по дороге звоню Крысе и говорю, что задержусь еще на часок.

Давно мы так не сидели. Стол ломится, ну и бутылки, ясное дело, его не портят. Папик наливает Ма вина, а нам с ним — водочки. Кристалловскую принес, молодец. Мясо дымится со сковороды, красота. Ма и салатик какой-то сотворить успела, в общем, сидим, как в ресторане.

Па говорит тост за то, чтобы все получилось. Он у меня такой, никогда без тостов не пьет. Они чокаются с Ма и со мной, потом мы едим, и Ма спрашивает у Папика, как прошли переговоры. Он какую-то пургу гонит про директора, как они там поладили, ну, не сразу, конечно, но нашлись какие-то общие знакомые, туда-сюда, в общем, работу получил.

Ма радуется. На нее вино всегда так действует, один глоток — и готова. Разрумянилась, глаза блестят, смотрит на Папика по-хорошему, так, что шубы уже не нужны. Давно так не смотрела. Да я на месте Папика по пять раз в месяц на работу устраивался бы, чтобы Крыса на меня так смотрела. Правда, она и так меня любит. По крайней мере, говорит... Позвать ее, что ли, думаю... Потом смотрю на предков и понимаю, что им не то, что Крыса, а и сам я — помеха.

Ну, нет, думаю. Еще по одной мы все-таки накатим. Только потом я вас, голубки, оставлю.

Папик разливает. Очередь тоста — за Ма. Она тосты говорить не умеет, тушуется, как корова в голубятне, бормочет что-то про деньги, конечно. Они выпивают, а мне приходится тянуться к ним, чтобы чокнуться. Забыли, сукины дети... Как по врачам водить — не забывают, а как посидеть по человечески — так им, вроде, никто и не нужен, начиная с меня...

И опять Папик начинает петь песню про своего директора, и как они там поладили. Ма ушки развесила, сидит румяная, видно — боится счастью поверить. Тоже мне, счастье, бля... Лучше бы со мной чокнулись нормально, по-взрослому.

Папик наливает по третьей, моя очередь