Я люблю тебя, жизнь

услышал жуткий вой. Второпях одевшись, я пробежал по большим ступеням в хлев. Она стояла вся в крови, с безумными глазами, громко произнося что-то, похожее на заклинание, на неизвестном мне языке. В руках — отрезанная голова козла. Я оцепенел, а она посмотрела мне прямо в глаза тем взглядом, который я никогда не замечал, точнее, не хотел замечать. Я судорожно искал решения, происходящее было диким и не влезало в голову. На крик прибежала мать. Она не сказала ни слова и вытолкала меня из хлева.
Утром мы пили квас и ели соленую рыбу. Таня смеялась и разговаривала, будто ни в чем не бывало, с моей матерью. Я собирался было что-то сказать, но она почти незаметно покачала головой.

Как многого — теперь я думаю об этом — мы не замечаем? Ровно то, что остается в тени? За нашей грубой сеткой языка, за нашим благочестием, всегда стоял страх перед чем-то, что мы пытались избежать? Таня говорила мне, что избегать этого еще глупее, чем пытаться об этом говорить. Я помню, как у сестры вдруг начал расти живот, и как наши обсуждения моего (подающий надежды мальчик, победитель всесоюзной олимпиады) будущего становились как будто тусклее. Будто никто и не верил в то, что говорил, всерьез, будто и не было никакого света, который мог бы пронзить тьму. Она сделала аборт у знакомой матери, и все, что напоминало мне об этом, были ее всхлипывания. Отец, заходя в комнату пожелать нам спокойной ночи, отводил глаза. Теперь, проходя по длинным ходам подземных переходов, я вижу, как люди отводят глаза от инвалидов, клянчащих мелочь. Некоторые, все так же отводя глаза, пусть даже и смотря на них, кидают деньги. Я вспоминаю слова своей любимой: «Баал думает откупиться от Нее деньгами». Как будто мелочь поможет нам никогда не видеть голодных, измученных и униженных. Как будто поддерживает наш островок науки, речей президента, акций и диванов, которыми заставлены дома. Тогда я повторял себе слова Хрущева, который обещал коммунизм.

Распад Союза для меня был закономерным. Я верил тому, что говорили знакомые. Я устал от лжи и хотел спокойно работать. Друг детства свел меня с Ракитовым. Я узнал о новых вещах, о новых идеях, узнал будоражащую правду. Когда я, теперь уже понимаю, с видом неофита, с безумием в глазах, сказал об этом Тане, она начала смеяться. Громко, раскатисто. В ее глазах вновь появился тот блеск. Позже я подумал: так люди из СС смотрели на свой народ. Она ударила меня по щеке. Снова засмеялась. Оцепенение вновь держало меня. Она избивала меня и срывала с меня одежду лохмотьями, похожими на куски мертвой кожи, которую можно содрать с трупа. Ее рука оказалась у меня на члене, а губы впились в мои. Таня повалила меня на кровать и кончила несколько раз, хватая за горло и матерясь. Отдышавшись, я понял, что она ушла в душ. Этот случай мы не обсуждали