этой высокой планки стандарта своей жизни. Имею ли я право быть причастным к бедам следующих поколений геев? Нет.
Что делать с Ирою? Сказать ей правду или утаивать. А вдруг эксперимент затянется на долго. Или хуже: она влюбится по уши, и не отдерёшь. Страдание ей, страдание мне — ...зачем? А может всё удастся? На авось, по-русски. Чувствую ответственность за ней не как за друга, а именно как за девушку. Знаю это не любовь, но что-то близко-родственное навязывается. Она хорошая девчонка, о дна из лучших в университете. Чего же мне ещё надо? И всё-таки честность, которая не даёт выгоды никому, а только печали, или ложь, которую хотят обе стороны? Ой, не знаю... Жизнь опять усложнилась.
VI
Возвращаюсь из универа. Какой чудесный день! Прекрасный солнечный весенний день! Я люблю этот мир. Тут из библиотеки выходит Ира и, завидев меня, подбегает.
— Давай погуляем. У меня окно на полтора часа, — говорит она тихо.
— Давай. Что новенького в этой жизни?
— Всё прекрасно. Сегодня сдам ещё один зачёт. А у тебя?
— А у меня... Да вроде тоже хорошо. Знаешь, есть люди, мои знакомые, о которых ты ничего никогда не узнаешь.
— У тебя есть тайны от меня?
— Конечно же, есть. И, слава Богу, ты о них никогда не узнаешь.
— Давай у нас не будет тайн.
Смех возобладал мной.
— Я приму любую твою тайну, и буду хранить как свою.
Ира говорит со мной, а я отнекиваюсь. И не могу решиться: говорить или нет. Просто-таки шекспировская проблема. Легко на душе. Она по наивности своей хочет чистых открытых отношений. Она ещё не знает, что иногда (да почти всегда) лучше не знать чужих тайн. Но ведь тайна манит и не отпускает, особенно, когда я не могу сказать окончательно «нет».
Так играясь словами, мы оказались на пляже, на безлюдном песчаном пляже. Солнце светило на фоне задушевного голубого неба. Цвет этого неба лучший в мире. Эх, какая красота мира, а я на фоне всего этого неуверенностью создаю диссонанс с миром.
— Ты точно хочешь знать одну тайну? Она может свести тебя с ума. Даже не знаю, как ты отреагируешь.
— Чего там может быть такого? У тебя есть дети?
Усаживаю на камень. Делаю глубокие вдохи.
— Ну! И что же?
Тяжело признаться своей девушке. Может не говорить? Свести к шутке. Нет. Рано или поздно мне придётся это сказать родственникам. Опять эксперимент? Когда же жизнь станет беззаботно простой?!
— Ира... Пообещай, что совершенно никак не будешь реагировать на то, что я скажу.
— Хорошо. — Она усмехнулась. Для неё это игра. На долго ли?
— И не будешь делать скоропалительных выводов.
— Хорошо. Давай уже.
— Ира... — тяжело и глубоко дышу, как я волнуюсь. — Я гей.
— Что?...
— Как бы это объяснить.
Чувствую, она уже не воспринимает многого. Её понять можно — шокирована. Глубоко шокирована. Я переживаю всю её муку. Куда я ввязался? Зачем? Она плачет. Чем помочь? Молчание.
— Ты испортил мне всю жизнь. — Хочет уйти,