Сотворила себе кумира

молитвы; в любом случае, вот я — у него дома, я разговариваю с ним, он рассказывает мне о себе, и больше мне уже ничего не надо, мне и этого хватит, чтобы вспоминать всю оставшуюся жизнь...

Мы пили чай с клубничным вареньем, слушали музыку. Домашняя, уютная обстановка, словно он — мой муж и только что пришел с работы. Это было странно, но это было хорошо. В голове стоял туман. Помню, я подошла к окну, хотя снаружи к стеклу намертво прилипла темнота, и лишь где-то вдали сверкали огни шоссе. Дэн тоже встал — сзади меня, и вдруг, между прочим, положил руки мне на плечи. Это было первое его прикосновение ко мне и, как я была уверена, случайное, чисто «дружеское». Однако по моей спине поползли мурашки.

Я замерла, как ребенок, боявшийся спугнуть бабочку с цветка, и чужим голосом поспешно начала говорить что-то, чтобы он не услышал биение моего сердца. Но Дэн не дослушал меня. Он мягко развернул меня лицом к себе и поцеловал. Когда губы его коснулись моих губ, ноги мои подогнулись, и ему пришлось подхватить меня на руки, иначе я просто упала бы на пол...

Утром, лежа рядом с ним, спящим, я глядела на свет, сочившийся сквозь белые занавески, и пыталась осознать свое Счастье. Оно было слишком легким и слишком огромным, чтобы уместиться в моей груди. Для него была мала даже комната! Весенние золотые лучи прыгали по розовой стене. Они-то, наверное, и разбудили Дэна. И тут произошло что-то страшное. Счастье мое, еще миг назад такое реальное, стало улетучиваться, свертываться, испаряться на моих глазах, и вот — съежилось до размеров самой маленькой точки на потолке. Утренний Дэн отличался от вчерашнего, вечернего Дэна. Мы снова пили чай, но при этом он глядел «сквозь меня», слушал невнимательно, а я, лишенная вечерней косметики и его же поддержки, чувствовала себя ужасно. Но, тем не менее, он проводил меня до дома и обещал зайти еще. О, зачем он это обещал?! Дни потекли снова, но это были другие дни — не отчаянной безысходности, а веры и надежды, да, несмотря ни на что, — веры!"Он придет сегодня вечером или завтра, а уж если не завтра — то послезавтра точно, ведь обещал же!»

И он пришел. Через две недели. С другом. С каким-то незнакомым мне нагловатым парнем, был настолько чужим и холодным, словно старался сделать все, чтобы оттолкнуть меня от себя, а парень, напротив, сразу же стал проявлять ко мне повышенный интерес, с молчаливого согласия Дэна... Все это было омерзительно, я убежала домой. Больше Дэн не приходил. Но я, как ни странно, простила ему это. Для меня даже не возникло этого вопроса — «прощать — не прощать», потому что все поступки Дэна продолжали оставаться для меня правильными, и раз он сделал то, что он сделал, — значит, так надо. Уже тогда я поняла, что смогу простить ему все.

Но меня интересовал один вопрос: почему? Почему он