Доверие — основа любви

давай сейчас! Ну пожалуйста! Если ты мне не расскажешь, я потом уеду до следующих выходных, на целую неделю. Целую неделю буду раздумывать, что же ты от меня скрываешь. Я же умру от любопытства!

Продолжая тянуть время, я спросил:

— И что, ты готова правдиво рассказать мне обо всём-всём, о чём я спрошу? В том числе, о том, какой у тебя был секс, и с кем ты сейчас занимаешься сексом? Со всеми подробностями?

Теперь уже дочка задумалась. Но ненадолго.

— Да, я готова тебе обо всём рассказать. С любыми подробностями, какими хочешь. Хочешь, прямо сейчас начну?

Её слова очень возбудили меня. Вот бы можно было послушать её, а самому не рассказывать. Но так мне не хотелось делать. Если бы всё-таки узнать, как она отреагирует на моё желание. А что, если попробовать «прощупать почву» как бы в шутку? Я спросил её:

— А вдруг я тебе расскажу, что я какой-нибудь ужасный преступник?

Настя засмеялась.

— Не, пап, я же тебя знаю. Какой из тебя преступник? Ни за что не поверю! Ты же добрый. Ты же мухи не обидишь. Если, конечно, она сама на тебя не нападёт. Или на меня.

— А вдруг я им раньше был? А потом резко подобрел — скажем, когда появилась ты.

Настя задумалась. Немного помолчав, сказала:

— Скажи, а что бы ты делал, если бы узнал, что я — преступница? Ты бы перестал меня любить? Сдал бы в полицию?

— Нет, конечно, — не раздумывая ответил я. — Сдавать в полицию я бы тебя не стал. Старался бы убедить всеми средствами прекратить преступления, но сдавать бы не стал. И уж конечно не перестал бы любить.

Настя обняла меня.

— Вот видишь! Я и не сомневалась в тебе. Так и ты не сомневайся во мне.

Несмотря на её слова, сомнения у меня всё же оставались. И я продолжил «прощупывание»:

— А если бы я был не преступником, а каким-нибудь сексуальным извращенцем? Вдруг тогда я стал бы тебе противен? И ты перестала бы ко мне ездить по выходным?

Дочка засмеялась.

— Так и представила тебя в кожаных трусах, в ошейнике с шипами и с плёткой в руке! Так прикольно!

Я сам улыбнулся, представив себе эту картину. Настя продолжила:

— Насчёт «станешь противен» — ты об этом не думай. Помнишь, вы тогда с мамой говорили про гомиков, когда я ещё в школе училась? Мама говорила, что зря их перестали в тюрьму сажать, как в советские времена. А ты говорил, что если они трахаются друг с другом по согласию и никому не мешают, то всё остальное — их личное дело и больше никого не касается. Я тоже так думаю. Каким бы ты ни был — ты мой папа, и я тебя люблю. И буду любить.

Она прижалась ко мне и обняла меня крепче.

— К тому же, подумай, как в предыдущем случае. Если бы ты узнал, что я, например, лесбиянка? Или какая-нибудь сторонница садо-мазо? Разве я стала бы тебе противна и