туфли. Ты чуть грустно смотришь в черную бездну.
— Сереж, а вдруг там мой папа?
— Может быть.
— Папа: Вдруг это ты?
Я промолчу.
— Плыви сюда, я здесь!
Ты махнешь рукой и обнимешь меня. Берег, море, шум прибоя и твои глаза — что может быть прекраснее?
— Сергей, ты будешь булочку?
Берег оделся в пошлый гранит. Мягкий песок пропал, обнажив мокрый асфальт, окурки и добавившуюся пустую бутылку. Шум моря перерос в дикие скачки в висках, которые предательски отдавались в желудке. Я хватанул ртом воздух и постарался глубоко вздохнуть.
— Булочку будешь?
— А где эти блондинки?
В ответ Саша вяло махнет рукой:
— Сколько блондинок было, Сергей?
— Одна.
Я закрою глаза. Но позвольте, куда это меня тащат за руку? Саша, что с тобой?
— Сергей, давай быстрее! Такие там! Такие! Эх:
Я покорно поплетусь, сжимаясь всем организмом и хватая ртом воздух. Пусть деревья такие странные, воздушные. Пусть дальше Крымского моста ничего не видно: Пусть: Я пойду!
— Девушки, можно вам задать один вопрос?
Судя по многому, Саша был в настроении. Они обернулись. Обернулись, посмотрели на нас.
— Как оборачивались? Как смотрели? И вообще каковы были? — уже слышу я вопросы.
— Нет, друзья, не знаю. — изреку я. Слишком уж равнодушен я был к ним те минуты. Точно заметил, что одна из них была с сумкой.
— Это Сергей. — Оказывается, мы уже представлялись.
Я кивнул головой.
— А какой у вас вопрос? — спросили они.
— Ну: Его так просто не задашь. Вам надо подготовиться — усердствовал Саша.
Однако, мысли мои витали уже чуть в стороне. Тошнота, головная боль: Ко всему этому добавилось еще одно низменное чувство.
Поскользнувшись на крутых ступеньках и вытерев руку о кафель, прямо из туалета я пошел к ларьку:
Возвращаясь к своим друзьям, увидел я следующее: Одна из подруг тупо смотрела на речку. Другая, та, что с сумкой, сидела у Саши на коленях и обнимала его.
— Долго же я ходил за пивом — пронеслось в голове.
Я подсел к ним на скамеечку.
— Знаешь, я никогда не сажусь на автобус с номером, сумма цифр которого равна четырнадцати. — загадочно вещала Сашина подруга.
Пораженный сей таинственностью и неизвестностью, мой друг сидел, словно заиндевевший. Заинтригованный и заинтересованный, он с превеликим упоением вслушивался в каждое ее слово. Я посмотрел на асфальт и усмехнулся. Про себя, конечно. Мой друг был трезв, разделен и понят. А оттого, должно быть, счастлив. Многое ли это было, или малое; то, или не то вовсе — я не знал. И оттого лишь почтительным и достойным взглядом проводил нашедших друг друга.
Беда, тем временем, назревала. Слишком уж много горечи было принято за сегодня моим озябшим телом. Я шел и жадно хватал воздух, хотя уже чувствовал позорную неотвратимость. Развязка наступила на пике Крымского моста. Я приник к перилам и посмотрел на речку. Легкое головокружение, возникшее при этом, поставит роковой росчерк на моем сознании:
О, серьезные и занятые прохожие, обойдите же меня деликатной стороной! О, мой друг, робко и неестественно смыкающий руки на чужой талии,