Судьба

них? В государственных магазинах ничего нет, на рынке и в коммерческих продают не по талонам, а за большие деньги. А когда Алена, получив от родителей деньги, купила килограмм колбасы, Ульяна Егоровна отнеслась к покупке неодобри — тельно:

— Есть же еще колбаса, зачем ей сохнуть в холодильнике? Ешь ту, что есть. Когда не будет — тогда и будем думать. — Но Алена видела, что продукты постоянно понемножку пополняются, а на слабый ее протест Ульяна Егоровна отозвалась тихо и рассеянно, думая о своем:

— Нашла о чем печалиться. Считай, к тете своей погостить приехала. Купи-ка ты себе какую обновку, туфельки. Или босоножки, пока есть. Летом не найдешь. Что ты ешь-то? Одно название. У меня кот больше ел. И куда он делся, окаянный? — и с таким удивлением и вопросом посмотрела на Алену, словно только что сообразила, что кому как ни Алене и знать, куда подевался загулявший кот.

Ульяна Егоровна повела плечами и поправила белую шерстяную шаль, что была накинута поверх теплой зеленой кофты.

Заболела? — подумала Алена, — в квартире тепло, а Ульяна Егоровна так тепло одетая мерзнет.

— Пойдем, пойдем, чай стынет, — тихонько повторила Ульяна Егоровна и шагнула к большой комнате, но обернулась и, словно очнулась от грез, озабоченно спросила: — А ты точно обедала? — глаза ее, серо-голубые, сейчас казались зеленоватыми, не зелеными, а именно зеленоватыми, их как бы ополоснули зеленой водой, или стерлись поздние наслоения и показался слой прежнего рисунка.

— Правда. Обедала, — сказала Алена, и добавила, — и недавно.

— Ну, тогда чай пить, — Ульяна Егоровна вздохнула, будто ее огорчило, что Алена не голодна и все старается поесть на стороне, а не обедает дома. — Перекусишь немножко, телевизор посмотришь, сейчас фильм начинается. А книжки не уйдут от тебя никуда, — и вновь тихонько вздохнула. — Уж книжки-то — никуда не уйдут.

Алена вошла следом за Ульяной Егоровной в комнату, от дверей здороваясь с соседкой, и последний слог приветствия проглотила от неожиданности: прямо против дверей сидел за столом и смотрел на Алену парень. Он был постарше Алены, широко — плечий и, наверное, высокий — даже сидя он был на голову выше севшей с ним рядом Ульяны Егоровны.

— Садись, садись, — повторила Ульяна Егоровна. — вот,...познакомься. Это Егор, сын мой. Вот... приехал... — и голос Ульяны Егоровны дрогнул, и она поспешно встала из-за стола.

Алене показалось, что хозяйка сейчас расплачется вновь, и она растерянно смотрела ей вслед: сын приехал, а на лице Ульяны Егоровны не радость... и не говорила она о сыне, все о дочери да о внуках. И откуда он приехал? Из армии? Из командировки? Из другого города в отпуск?

— Садись, — сказал Егор вставшей было Алене голосом бархатистым, глубоким — красивым голосом. — Мама сейчас вернется. — Он встал, наливая Алене чай, плечистый, не похожий на хрупкую Ульяну Егоровну шатен с карими глазами. А сев, вновь смотрел на Алену, чуть склонив голову к плечу — ну, вылитый эрделька. Три года назад брат принес домой щенка: мордочка темная, скулы рыжие,