Исповедь Профессора

неё, как у рептилии!) и говорит:

— Ну, Гаврош (Гавриилом меня зовут, вообще-то, а знакомые, близкие, с детства называют Гаврошем), — как решать-то будем? По чести или по справедливости?

— Чушь какая-то! — возмущаюсь я, — какая разница?! Сами-то поняли, что сказали?! И по чести, и по справедливости я не желаю ничего решать с вами! Что я должен решать? И, главное, почему?

— Придется решать, дорогой, — вступает в разговор Тамара, — я теперь на всё согласна! Чего не пожелаешь, я все исполню! Ты же хотел со мной анальным сексом заняться? — и юбку поднимая, ко мне своим огромным задом поворачивается. Повернулась и наклонилась так, что половинки в стороны раздались и прямо перед лицом моим та дырка маячит.

Тут уж я рассмеялся и отвечаю с пренебрежением:

— Убери свою жопу! Ничего мне теперь от тебя не нужно! И, вообще, убирайтесь все к черту!

Тут Мадина вперед выступает и халат свой джинсовый расстегивает, а под ним ничего больше из одежды нет. Груди её с темно-коричневыми, почти черными сосками наружу вываливаются, смоляные волосы на лобке курчавятся. Она низ живота вперед выдвигает. Так, что почти фиолетовый клитор маячит у меня перед глазами, нахально из кущи вылезая.

— Как же так, Гаврош! А кто мне говорил, что у меня самая красивая пизда на свете?! Что, лучше нашел? Посмотри-ка ещё раз!

И пальцами в гущу зарослей влезая, раздвигает их, клитор ещё больше наружу выпуская.

— Да пошли Вы к дьяволу! — ору, а сам понимаю, что только шепотом у меня получается, хотя напрягаю голосовые связки до предела. И подняться нет сил — словно прилип я к креслу!

— Девочки, — усмехается недобро Клавдия, — кажется, у нас соперница появилась! Не эта ли дохлятина, что на «нашем» любимом диване сопит?! — и кивает, стерва на рыжую.

— Да, — отзывается Мадина, — надо бы и нам её на вкус попробовать, а, подружки?

Тут они все заорали страшными голосами: «Да-да! Непременно! Чья пизда вкуснее?» и кинулись к дивану. Я всю волю свою собрал или то, что от неё осталось, поднялся всё-таки и кулаками замахал.

— Не дам, — говорю, — тронуть её. Уйдите! Сгиньте! Не трогайте, — сам почему-то, от рыданий задыхаясь, никак ни в одну попасть не могу, — Нет! Нет! Кира, Киру, Кирочка...

И проснулся я. Лежу в своей постели. Раздетый лежу. Слезы из глаз ручьем по щекам стекают, а надо мной «моё видение» склонилось. Стоит она в моем халате, на голове чалма из полотенца, шампунем пахнет. Меня за плечо трясет и тревожно так в лицо смотрит.

— Проснитесь, проснитесь пожалуйста! — говорит жалобно.

Увидела, что я глаза открыл, вздохнула облегченно, на край постели усаживаясь, а руки с плеча моего не убирает.

— Что-то дурное приснилось? — спрашивает и, дождавшись утвердительного кивка, ладошку мне на лоб положила, — ничего, это бывает. И всегда проходит. А откуда Вы мое имя знаете?

Я на нее удивленно смотрю и головой мотаю, не понимая, а она засмеялась вдруг.

— Ну, Вы же только что мое имя во сне