DURA LEX

ничего. Третий — давешний портье, весьма, кстати, взволнованный.

Разговор с толстяком затруднялся плохим взаимопониманием. Лысый ни слова не понимал по-русски, поэтому в качестве переводчика выступил портье, знания которого тоже оказались весьма сомнительными. Во время разговора портье гаденько улыбался и причмокивал, потирая руки. Его явно интересовала запретная тема.
С горем пополам гости договорились, что лысый доставит их в одно тайное место, где творятся оч-чень пикантные непотребства, в том числе и групповые. В общем, сборище незабываемое! Но он очень просит соблюдать конспирацию. За свои услуги толстячок пожелал сорок сте-р-лин — по десять с персоны. Так, оказывается, туземцы называли свои платиновые членики...

Туристы по одному вышли из отеля, пересекли дорогу и небольшой, но густой сквер. На параллельной улице к группе подъехал, как договаривались, экипаж, запряжённый четвёркой животных, похожих на лам. Открылась дверца. Чья-то рука из тьмы поманила любителей пикантных приключений...

В помещении, куда с массой предосторожностей после плутаний по закоулкам, коридорам и лестницам привели таки обожателей непотребств, было темно. Некая личность, неразличимая во мраке, сопроводила гостей до их мест. Места располагались у барьера с широкой, на ощупь — полированной деревянной поверхностью, довольно широкой и плоской. Впереди ничего рассмотреть было нельзя, но чувствовалось, что за барьером лежит большое пространство. Это пространство заполнялось людьми — был слышен характерный шум движения и гомон тихих разговоров.
— Чё за ботва? За каким хером... — начал было Иванов, но не договорил. В зале вспыхнул свет.

Перед землянами развернулась до боли знакомая картина. Их изумлённым взорам открылся... зал заседаний парламента!

Вот спикер брякнул в настольный гонг, прогундосил что-то на своём туземном языке, и на трибуну вылез оратор. Он трындел недолго, минут пять, но вызвал своей речью сильное оживление в парламенте. Одна сторона зала заорала на него, депутаты с явным возмущением замахали кулаками и свёрнутыми в трубку газетами. Другая сторона зала, похоже, сторонники оратора, принялась кричать не менее возмущённо, но уже на оппонентов выступавшего. Раз — и в направлении трибуны от оппонентов полетел круглый красный предмет. Ударившись о голову оратора, он разлетелся красными брызгами как обычный помидор. Тут же сторонники пострадавшего за истину отрыли огонь по оппонентам: кто помидорами, кто яйцами...

Спикер замолотил в гонг с видимым удовольствием. Открылись двери зала, вбежало десятка полтора крепких мужиков в униформе. Мужики, явные приставы, быстренько принялись наводить порядок, отвешивая оказавшимися в их руках дубинками сочные удары бузотёрам обеих противных сторон.

Порядок был восстановлен. Спикер снова звякнул в гонг, снова пролепетал пару фраз. Над трибуной замаячила лысина нового оратора...

На этот раз пятью минутами дело не обошлось...
Выступающий молол языком уже минут пятнадцать. Туристы принялись в тоске озираться по сторонам. Их удивила реакция окружающих, сидящих справа, слева и позади них на гостевом балконе. На лицах зрителей было написано самое настоящее наслаждение зрелищем! Глаза горели от восторга, лица раскраснелись, только что слюни не текли из раскрытых ртов! В общем, пипл хавал запретное зрелище, поглощал взахлёб аморальщину, тащился и балдел!

— Ну, бля, ваще! —