Мечта поэта

воля, могли бы мигом оказаться у меня на плечах. Видя это, Милочка балдела еще больше, задавая мне провокационные вопросы типа:

— Эдуард? Вам девушки нравятся?

— Мне больше нравятся более взрослые женщины, чем пустозвонные девчонки, от которых ничего толком никогда не добьешься, — с напускной важностью отвечал я, подавая надежду на более интимные с ней отношения. Она, кажется, ждала именно такого ответа, и тут же радостно заявила:

— Мне тоже не нравятся мужики-пустозвоны, От них правды никогда не добьешься...

— Чем же нравятся тебе еще молодые женщины? Ну, к примеру, такая недотепа, как я? — вдруг переходила на «ты» учительница, демонстративно забрасывая ножку на ножку.

— Мне очень нравятся стройные женские ножки. Недаром великий Пушкин так ярко описал их красоту, — невозмутимо отвечал я, делая вид, что не заметил ее фамильярности.

— А ты бы смог описать красоту моих ног?

— Для печати или для души?

— Давай оба варианта. А я выберу для себя самый яркий и смелый, где ярко выражены чувства автора к этой обольстительной части женского тела, — согласно кивнула она и тут же добавила:

— Только постарайся, чтобы никто не знал о твоем отношении к красивым женским ножкам...

— К следующим занятия принесешь?

— Постараюсь, — нехотя ответил я, намекая, что эта работа для меня плевая...

Милочка одарила меня благодарной улыбкой.

— Ну! Иди. Надеюсь, что это все будет только между нами?

— Так точно товарищ старший лейтенант! Ваш муж ничего не узнает... — поднялся я.

— Об этом не должен знать никто, — добавила она и протянула руку для прощания.

Я не выдержал и прикоснулся к ней губами...

— О-О-О! Вы — галантный кавалер? — ее вопрос должен был меня несколько отрезвить...

— Нас здесь этому неплохо учат. Особенно маркиз де-Мирзоян, — улыбнулся я.

— Учитель танцев?

— Именно он...

— А я?

— Вы для нас просто Афродита, вышедшая из пены волн морских на берег.

— Ладно! Иди, фантазер. Не забудь выполнить обещанное...

— Есть! — козырнул я и вышел из кабинета...

На следующий день на занятиях английского она то и дело бросала вопросительные взгляды в сторону моего последнего стола. Я согласно кивал, давая понять, что «Дело в шляпе». Я написал ей два стишка прямо на ее уроке, положил их в дневник и в перерыве положил его перед ней на стол. Она, словно во сне, ничего не сказала мне, спрятала дневник в свой портфель, и ушла в учительскую. Сегодня штрафников по английскому не было, и мне незачем было идти к ней в учительскую после уроков. Но мне очень хотелось ее видеть и еще раз поцеловать ее крохотный мизинец, Я бы и в губы не прочь, но для этого должна быть соответствующая обстановка. Не мог же я просто так ворваться в учительскую и сказать: «Я так люблю и хочу тебя! Подставляй-ка губки алые, красавица! За такую смелость от любимой можно и пощечину схлопотать. Впрочем. «Пощечина более короткий путь к сексу» — вспомнилась эта крылатая фраза нашего физрука, на лице которого можно было