эту долбанную блузку...
— Но ей холодно!
— Но он её согреет, а блузка и так хоть выжми...
— Он целует её, и немедленно...
— Но и не быстро...
Её слова перешли в постанывание, — сначала ироническое, а затем и самое настоящее, она знала этот короткий стон, с которым он входил в неё, проникая резкими короткими толчками. Она раздвинула ноги.
Серж, казалось ничего вокруг себя не замечал. Вода хлестала, холодные брызги обдавали ноги Элизабет до колен. Серж прижался к ней всем телом, подхватил под ягодицы, поднял, и она уперлась ногами в противоположную стену, а спина её прижималась к холодному шершавому кирпичу. Она не замечала ничего, отдавалась столь полно и самозабвенно, что каждая клеточка её тела растаяла, казалось ей в этом кирпиче, потоке, луче белого света в водяной пыли. Серж покусывал её плечи и шею. Он двигался быстро, лихорадочно,
содрогаясь всем телом. Её ноги скользили, цепляясь за выбоины и выщерблины в стене. Цепь звякала о кирпич, на ножных браслетах отражалось солнце, тело было покрыто каплями воды.
Он удерживал её на весу, проникая в неё так глубоко, как никогда прежде, задыхаясь, торопя наслаждение. Она выгибалась, охватывая его шею, стараясь прижаться к нему ещё плотней. Плеск воды, лихорадочная частота дыхания, запрокинутая голова.
Это длилось, длилось, не кончаясь, долго, бесконечно долго, — его пылающее лицо, его руки, его плечи, острое, растущее блаженство, растворение друг в друге, захлёб, задыхание, плеск.
Извержение — извержение любви, воды, света.
Пока волоски на лобке не отрасли, Элизабет попросила Лену сделать ей татуировку.
— На твой вкус, Лена. Я доверяю тебе сделать это.
Бабочка была красива, и Элизабет это жутко понравилось. Она то и дело поглаживала припухший лобок, подходила к зеркалу и рассматривала татуировку.
Бабочка, размером со спичечный коробок, ярко выделялась на незагорелом, чисто выбритом лобке, подчеркивая красоту его формы.
Вечером Элизабет предложила Лене остаться у неё ночевать.
— Вечер долог, вместе будет интересней, да и телевизор у меня получше, будет что посмотреть.
Ужин готовили вместе, вспоминая интересные случаи из соей жизни. Девушки то и дело касались друг друга, по возможности поглаживали, иногда целовались. Элизабет заметила что вдруг стало жарко. Было внесено предложение раздеться. Сказано — сделано. Теперь подруги разгуливали по кухне голыми, ни чуть не стесняясь своих тел, которые были действительно хороши. Элизабет позвенивала браслетами и цепочками, наслаждаясь чистым мелодичным ...звоном металла, замечая немного завистливый взгляд подружки.
Перед десертом Элизабет пошла мыть посуду, что бы не оставлять её на утро.
Вернувшись в комнату она обнаружила Лену на диване, обмазанную вареньем. Грудь, соски, ноги — всё было покрыто вишнёвым вареньем. Элизабет приняла игру, и встав на четвереньки, подошла к Лене. Мурлыкая от удовольствия, она начала облизывать грудь, тщательно обследуя каждый сантиметр кожи, пройдя их, она спустилась к животу, слой варенья привёл её к лону, где Элизабет ждал оригинальный сюрприз — Лена не только обмазала лоно, но и наполнила его сиропом.
— Выпей меня, — прошептала Лена
Устроившись поудобнее, Элизабет прижалась к лону, и смакуя, стала потихоньку глотать божественный