школы больше некому натереть пол в актовом зале!
— Лёша, — пионервожатая построжала голосом и чопорно выпрямила спину, отчего сквозь непрозрачную ткань блузки заметно проступили крупные горошины сосков. — Хватит пререкаться! Это моё именно тебе пионерское поручение. И помни, ты сын директора школы, ты пример должен...
Она что то ещё говорила, то надевая, то снимая опять свои очочки, а Лёшка то идело бросал вороватые мгновенные взгляды то на трусы и пухлые голые ляжками, то на дышашие, грозящие торчащими сосками груди. Мучительно хотелось выдрочиться. Только для того, чтобы, наконец, выйти из Альбининого кабинета и облегчить страдания в туалете (мужском!), Лёшка решительно кивнул и сказал:
— Хорошо, Альбина Ивановна, я понял. Сделаю!
Как раз в это время раздался звонок на урок.
— Ну вот, — довольным голосом сказала пионервожатая, — сейчас все разойдутся по классам, а ты спокойненько... Понял?
— Да понял, понял... — И Лёшка внаглую уставился Альбине под юбку. Женщина перехватила взгляд, на секунду её брови дёрнулись возмущённо, она заёрзала на стуле, приоткрыв Лёшкиному взору ещё больше.
— Ну всё! Марш! Я потом приду проверю!
..С колотящимся где-то под горлом сердцем Лёшка толкнул скрипнувшую дверь учительского туалета и только сейчас ему пришло в голову, что в нём может быть кто — то из учительниц. Объясняйся потом! Но в туалете никого не было. И сильно пахло мастикой. Завхоз дурак, что ли? Какого фига он в женском туалете эту дурацкую бочку поставил? В кладовке не мог, что ли... Лёшка зашёл в нерабочую кабинку и закрыл за собой дверь на защёлку. Вокруг накрытого круглой фанеркой унитаза стояли какие — то вёдра, швабры, мётлы... Ага, вот щётка для мастики. Лёшка наклонился и потянулся за ней в угол. И только тут обратил внимание на то, что перегородка между кабинками не достаёт до пола. Приличная такая щель, сантиметров восемь, наверное. Сердце заметалось в груди, как бешеное. Лёшка вынул из кармана зеркальце, которое при удобных случаях совал учительницам под подолы, сел на унитаз и, скособочившись, подсунул круглую стекляшку под перегородку. Не целиком, конечно, а немного совсем... И обалдел! Слегка поворачивая зеркало, можно осмотреть всю кабинку! И тут по кооридору торопливо зацокали каблучки, скрипнула туалетная дверь, и через мгновение в соседней кабинке зашуршала одежда.
Лёшка, задыхаясь от возбуждения и страха, подсунул зеркало проверенным способом и... увидел нависшую над унитазом смуглую широкую жопу! Голую! Ляжки! Голые! Чулки, спущенные к коленям трусы, придерживаемые рукой с наманикюренными красивыми ногтями! Но главное! Толстую! Черноволосую! С выставленными напоказ, вывернутыми, мокро блестящими розовыми внутренностями — ПИЗДУ!!! Вот из отверстия туго вылетела и звонко ударила в дно унитаза светло — жёлтая струя мочи. Прервалась... Снова вылетела... Прервалась... Лёшка завороженно смотрел на это и на то, как то выпячивается, то снова возвращается на место большое коричневое пятно заднего прохода. От этого зрелища «лучший пионер школы» едва не потерял сознание. И пришёл в себя, когда снова скрипнула дверь и застучали, удаляясь, каблучки.
Лёшка вскочил, лихорадочно выдернул