Игры патриотов

компьютерных систем на жизнь и пытаются решить неразрешимые задачи теми же алгоритмами. В этом их беда. Они чувствуют в себе божественную силу, управляя компьютерами, и, возвращаясь в реальность, забывают, что жизнь не игра, которую можно починить.

Была у Димы больная тема — ностальгия по Родине.

— Вот ты патриот? — спрашивал он меня, охмелев после трёх бокалов пива.

— Конечно, — отвечал я. — Если начнётся война или революция в Беларуси, я сразу туда махну, на баррикады.

— А-а-а! Все так говорят, — улыбался он. Взгляд его чёрных глянцевых глаз становился неподвижным, уходил в себя, теряя отражение окружающего мира.

Я думаю он тяжело переживал переезд. Светка была на седьмом небе от счастья, она купалась в голландских реалиях, быстро выучила язык, нашла знакомых. Дима выглядел одиноким на её фоне.

Когда живот у Светки начал расти, что-то поменялось в их отношениях. Я часто присутствовал при их милых ссорах. В этих перепалках чувствовалось ожесточение, попытка притянуть меня в качестве судьи. Я пытался свести всё в шутку, и это отчасти получалось. В следующий раз они общались со мной отдельно, не замечая друг друга.

Так мы дожили до седьмого месяца. Наступила осень, октябрь. Унылое время, когда постапокалиптический пейзаж убивает любое желание жить под серым моросящим небом. Дождливая пора в Нидерландах — время холодов и ужасных ветров. Это проверка на выносливость и живучесть.

— Ты бы вернулся в Беларусь, если бы тебе предложили такую же зарплату, как здесь? — всё чаще задавал Дима подобные вопросы во время наших пятничных посиделок в баре.

— Нет. Там тот, чьё имя нельзя произносить вслух, — загадочно отвечал я. — Пока он не исчезнет с лица земли, моя дорога в Землю обетованную закрыта.

Однажды, когда мы остались за столиком одни, Дима выдал мне притворно шуточным тоном:

— Светка мне всё рассказала!

Дима был молчалив в тот вечер, много пил, и порядком захмелел. А тут вдруг такое!

— Что рассказала? — я насторожился, мало ли что.

— Всё! — сказал он с долей сарказма и пошёл к бару. Там толпилась куча народу, я думал, Дима возьмёт ещё пива и вернётся, но он протиснулся к выходу и ушёл, не попрощавшись.

На Хэлоуин меня пригласил хороший друг, сидевший со мной в одной комнате. Он был женат, двое детей.

Я приехал на велосипеде, кое-как нашёл дом в идеальной решётке улиц — в темноте тяжело искать таблички с названиями.

(В Нидерландах большинство людей в Гааге и её окрестностях живёт в трёхэтажных кирпичных домах, которые рядами стоят вдоль улиц. У моих друзей был как раз такой дом.)

Дверь была приоткрыта. Я толкнул её — передо мной пустая тёмная прихожая. Замер в нерешительности. Через окно, выходящее на улицу, были видны огоньки свеч, горящие внутри, тыква на подоконнике, стол, заставленный блюдами, раскиданные продукты на кухонной стойке.

Дом будто вымер. Только что здесь царил праздник, вакханалия, и вдруг никого не осталось.

— Эй! — переступаю порог. — Есть кто-нибудь дома?

— А-А-А! — выпрыгивают все сразу с когтями, клыками. Ведьмы, вампиры, мертвецы рвутся наружу. Сам хозяин