мощный поток темной мочи. Толстая, довольно подхохатывая, буквально поливала Тощую, съежившуюся на дне ванной. Когда и этот поток иссяк, Николай брезгливо бросил Тощей какую-то серую тряпку, явно использующуюся в качестве полотенца: «Вытирайся хорошо, сука, да пора и продолжить, а то ты сегодня еще целкой остаешься!». Тощая, как могла тщательно, вытерлась, и вся троица вернулась в комнату. «Становись раком, — приказал он Тощей, — а ты, Толстая давай-ка раздрочи ее хорошенько!». Толстая подобрала валявшуюся бутылку и с маху попыталась вставить ее в пизду Тощей. Та жалобно заскулила. «Ладно, — смилостивился Николай, — ты ей пальцем очко разомни, а бутылкой потом:». Толстая ткнула свой палец, похожий на сардельку приличных размеров, в рот Тощей: «Ну-ка, оближи хорошенько, а то порву жопу нечаянно», — и захохотала. Смочив свой палец слюной Тощей, она неожиданно резким движением ткнула его ей в жопу. Та, от неожиданности и боли, громко перднула. Толстая совсем покатилась от хохота: «Во, бля, ты еще обосрись здесь». Даже в полумраке было видно, как Тощая покраснела. Хотя Николая тоже разбирал смех, но, не желая отвлекаться, он приставил головку члена к отверстию худой задницы, и, нажав, протолкнул свою залупу в тугую дырку. Постепенно погрузив в прямую кишку весь член, он обратился к Толстой: «Поеби ее в пизду пальцем». — «А, может, бутылку запихать?», — не успокаивалась Толстая. «Да ну ее, еще порвешь пополам, давай лучше пальцем». Толстая вставила во влагалище хозяйки свой палец-сардельку и начала имитировать им половой акт. Несмотря на то, что Николай уже успел несколько раз кончить, он вскоре почувствовал, что готов разрядиться спермой, и с удовольствием спустил в худую жопу. Затем развернул Тощую к себе лицом и заставил тщательно облизать свой член: «Привыкай, сучка, к вкусу говна, скоро ты и его полюбишь!».