Желтые дни

на сегодня занятия для Светки оказались бы окончены. Даже несмотря на то, что впереди тяжелая математика — дом, милый дом звал и манил ее...

— Света, — неожиданно мягким голосом сказала Александра Петровна. — Посмотри на меня...

...Ученица подняла глаза и обнаружила, что взор физручки был вовсе на таким уж злым. Так, слегка прищуренные веки и нахмуренный лоб... А глаза-то не злые.

— Света, я не хочу для тебя никаких неприятностей. Но я должна сделать эту запись и отнести дневник директору!... Я понимаю, что в раздевалке что-то произошло и ты не хочешь идти из-за этого на урок. В принципе, для меня это не должно иметь никакого значения. Но двойка в конце четверти окажет весьма сильное влияние на финальные отметки... И это будет твоя первая четверка по физкультуре за все эти годы! Разве тебе это надо?

Светка проглотила ком в горле и молча помотала головой. Близкие слезы уже были на подходе. Вконец измотанная сегодняшним днем, она закрыла лицо руками и тихонько заплакала.

— Ну-ну-ну... — недовольно произнесла Александра Петровна, вставая со стула и подойдя к ученице. — Ну, ты совсем уже...

С этими словами, она прижала Светку к свое груди, и Комарова, не в силах больше сдерживаться, обняла женщину и горько зарыдала. Сквозь потоки льющихся слез, к которым девчонка уже, в общем-то, привыкла, она неожиданно ощутила упругую полноту грудей физручки. Для Светки чужие груди стали предметом наблюдения номер один за последние несколько месяцев. И если была возможность, она втискивалась в любые толчеи в школьных дверях или в буфете, и старалась почувствовать чьи-нибудь сиськи всем, чем прикасалась к ним — плечом, спиной, своими грудками... А тут, сдобренная изрядной порцией нервов, чувствительность Светки переросла все границы. Открыв один глаз и хныча уже больше по инерции, она пыталась рассмотреть сквозь мокрые ресницы границы лифчика на спортивной безрукавке женщины. Лямочки оказались тонкими, как и у нее самой, а больше ничего видно не было.

Глубоко вздохнув, Светка выпрямилась и стала вытирать глаза руками. Александра Петровна, видимо, ждала каких-нибудь откровений отчаявшейся девочки, и была несколько разочарована, когда Комарова всего лишь тихо, со всхлипываниями пробормотала «извините, Александра Петровна!».

— Да ладно... Да, конечно... — раздражение потихоньку закипало в физручке. — Но с директором мы... как?

Светка, вытирая остатки слез, взглянула на женщину, не понимая, что ей нужно, ибо даже четверка в четверти — всего лишь неприятный, но не фатальный результат. Александра Петровна дробно постукивала пальцами по столу и, закусив уголок губы, изучала дневник. И для Светки стало неожиданно ясно, что дневник она изучает так, для виду, а на самом деле, она ждет чего-то другого... Но чего?

— Александра Петровна, — решительно начала Комарова еще слегка дрожащим голосом. — У меня с собой есть двадцать рублей...

Физручка перевела мрачный взгляд с дневника на ученицу, и снова принялась читать линованные страницы как какой-то роман. Светка замолчала, чувствуя, что попытка откупиться деньгами не прошла.

— Света, — со вздохом сказала Александра Петровна. — Я человек, слава