пока его губы исследуют моё полуобнажённое тело. Он молчит, больше не говорит ничего, и какие же слова нужны в этом тёмном углу? Я в его власти, но всё-таки дёргаюсь, когда он касается ладонью моей промежности, и сквозь слои ткани изучает меня, мою бесстыдную анатомию, и меня пронзает током, когда он, чуть наклонившись, шепчет на ухо, губами касаясь раковины:
— Ведь ничего плохого в этом нет... — и проводит всей ладонью, с нажимом, вверх-вниз.
Я ещё не отошёл от волн предыдущего возбуждения, как на меня стали накатывать новые. Он мучил меня, играя, будто котёнок с полумёртвой мышью, срывая с моих губ робкие, нежелательные, всхлипы. Против собственной воли я, будто пойманный в ловушку зверь, покоряюсь ему — умелому охотнику.
— Жаль, что я так быстро ушёл, — он в опасной от меня близости, я чувствую его дыхание на щеке, — я бы мог дольше насладиться твоим выражением лица, видом моей спермы в уголках твоих губ... — прижимается сильнее, наглее, и снова — ладонью, пальцами — ласкает, заводит, не даёт увернуться. Стойко выдерживаю, снова с закрытыми глазами — не хочу, не хочу его видеть рядом.
И когда его губы — дразнящие, властные — накрывают мои, я обмякаю в его руках, ощущаю дрожь в коленях, пропуская в свой рот его сильный язык, я ловлю его стон сквозь этот поцелуй и осознаю — ему всё равно нравится, ему нравится, что он здесь, со мной, и может делать, что хочет. Он заигрывает с моим языком, пытаясь вызвать во мне ответную реакцию, он возбуждён, его тело манящее, горячее, и моё сознание перебирает все варианты того, что он может здесь со мной сделать. И я не без доли иронии понимаю, что любой из этих вариантов вряд ли уже меня испугает.
— Это было нечестно — оставить тебя так. — Он снова ощутимо давит ладонью на моё пульсирующее естество под брюками. — Я хочу это исправить.
Я ухмыляюсь про себя — любопытно, как? Как он собирается это исправлять? Отдастся мне? Смешно, он не из таких. Позволит мне кончить от его рук? Это уже более вероятно, хотя всё равно немного странно.
Его руки ослабляют ремень моих брюк, расстёгивают молнию... Первое же прикосновение кончиков его пальцев к моей восставшей плоти даже через ткань белья вызывает во мне сладостную дрожь... Я инстинктивно чуть подаю бёдрами вперёд, он лишь тихо смеётся, шепчет:
— Не всё сразу.
Пальцы исследуют меня, уже освобождённого от пут чёрных боксеров, аккуратно, даже нежно, от основания до конца, слегка сжав. Я чувствую своё сбивчивое дыхание, снова — стон, его губы, что целуют меня, и теперь я с готовностью отвечаю, отзываясь на грубоватый напор его языка всем своим существом. Оторвавшись от моих губ, он ласкает мою шею, осыпая её поцелуями, и притом не прекращает своих плавных движений ладонью по моему стволу.
— Позволь мне... — шепчет он, и меня удивляет эта фраза, я открываю глаза и смотрю на него — дрожащего от возбуждения, с лихорадочным, умоляющим блеском в