тоже, одела, зеркальные солнечные свои очки себе на миленький девичий носик и закрыла ими свои обворожительные как у цыганки черные как ночь глаза, но смотрела в мою сторону и это точно.
Ее дивные полные торчащие из-под короткого халатика стройные девичьи как уголь черные от плотного и ровного загара в домашних тапочках ножки, смотрели тоже в мою сторону. И она, выгнувшись чуть назад, выпятила в мою сторону свой под тем халатиком, наверное, такой же обворожительный черный загоревший животик и полную топорщащуюся из-под той одежды девичью трепетную грудь.
— «Какая красивая крутозадая сучка» — как то сразу оценил, про себя ее, я — «И этот красивый до черноты загар, на, ее девичьих соблазнительных ножках и ручках. И это личико, наверное, не целованное еще никем. Смотрит все время на меня. Просто прожигает взглядом! Бестия!».
Я оценил девицу сразу и особенно ее девичьи ножки. И, похоже, мой взгляд прожжоного морской солью морского русского волка потерпевшего неудачу в океане не остался без внимания.
Она смотрела все время и довольно нагло на меня, не отрываясь, словно караулила каждое мое движение или взгляд, как стражник. А я думал — «Кто они эти ребята подобравшие меня в океане? Муж с женой в свадебном странствии или брат с сестрой или просто знакомые, хотя вряд ли?».
Джейн Морган, так она назвалась.
Халатик приподымало в полах морским ветром, и я видел ее белые купальника тонкие очень узкие, едва закрывающие девичий волосатый с промежностью лобок плавки, натянутые туго на крутые оголенные шаловливым ветром девичьи, блестящие от черного крепкого плотного
загара бедра. Тонким пояском, передавившим их глубоко и поджав низ милого девичьего такого же черного от загара животика. Выше я не видел, не давал туго затянутый на талии шелковый халатика тоненький пояс. Ее длинные до пояса вьющиеся змеями черные смоляные чернотой волосы развивались по ветру и захлестывались на ее лицо, и она все время поправляла их своими маленькими девичьими красивыми пальчиками. Не снимая свои зеркальные очки, сейчас одной своей рукой и все смотрела, только на меня, на прибившегося волею рока к ним чужестранца.
Что-то было в ее том взоре черных скрытых теперь под зеркальными женскими солнечными очками убийственных глаз. Да и в ней самой было что-то не так. Помимо подозрений, недоверия и чисто женской тревоги и видимо страха перед чужим человеком, ей сейчас на их с Дэниелом яхте, было что-то похожее на заинтересованность и симпатию ко мне. Мне даже показалось, что было даже что-то большее, чем просто
интерес. Еще там в той каюте, где я приоделся в чужом платенном шкафу в одежду Дэниела, все время глядела на меня. Глядела как-то странно и обворожительно. Это ее любопытство ко мне перемешивалось, наверное, даже с сочувствием и всеми возможными опасениями. Она
буквально пожирала меня взглядом и не упускала не одного просто так моего жеста и движения, словно оценивая меня со всех сторон.
Я понравился ей. И я это сразу понял.
—