Серенада четырех кавалеров

за что, ни про что». Тогда за изнасилование очень много давали. И ничего, главное, сделать не могу, ни с ней поговорить, ни дружинникам что-то объяснить.

Привели нас, посадили в разных углах. Дежурный начинает допрашивать. Сначала ее.

— Фамилия?

— Ольга такая-то.

Ну, дальше там всякие анкетные данные. Потом мент спрашивает, показывая на меня:

— Этот гражданин учинил над вами насилие?

Сердце мое упало. Вот она сейчас подтвердит, и загремел я на десять лет под строгий режим. А что? Свидетели есть, да ведь я и вправду заставил ее лечь под меня. Помощи ждать неоткуда. Сколько историй я слышал о том, как девка посадила парня, который ее трахнул и при этом чем-то не потрафил.

И вдруг эта девочка, которой я ничего хорошего не сделал и которая по всем правилам должна меня утопить, говорит, потупив глаза:

— Нет, он меня не насиловал.

Тут обалдел не только я, но и допрашивавший нас милиционер.

— То есть, как не насиловал, вон они все видели.

— Ничего они не видели. Насилия не было.

— А ты что скажешь? — обращается лейтенант ко мне.

Я тем временем уже все сообразил и говорю ему:

— По обоюдному согласию все было.

— Что же ты кричала, на помощь звала? — спрашивает один из дружинников, совершенно обескураженный.

— А я разве кричала? Ну, значит от удовольствия.

Тут лейтенант как вскочит кулаком по столу и давай орать:

— Шлюха! Блядь подзаборная! Проститутка ебаная! Ты еще выламываешься. Сажаю тебя на десять суток своей властью за непотребные действия в общественном месте. Все. Увести ее. А этому — под зад коленкой да посильнее.

Молодой милиционер увел заметно погрустневшую Олю куда-то в недра отделения. Другой вытолкал меня за дверь.

Я, однако, не ушел, сел на ступени и сидел до ночи, а утром туда же пришел с букетом роз и потребовал свидания заключенной. Меня долго отпихивали, но потом все-таки привели Олю. Вид у нее был понурый. Ну я в качестве передачи передал ей букет и кое-что из еды. Она взяла, и я заметил следы благодарности у нее в глазах.

Каждый день приходил я в отделение с цветами и лакомствами. Милиционеры привыкли ко мне и сразу приводили Олю. Наконец, на шестые сутки тот же лейтенант процедил сквозь зубы:

Забирай свою красотку, и, глядите, больше не попадайтесь.

Мы оба пулей вылетели на улицу. И я сходу рухнул перед ней на колени и стал просить прощения. За все. И за насилие, и за то, что ей пришлось претерпеть за меня, незнакомого парня, который, как говорится, не сделал ей ничего хорошего кроме плохого. И она простила меня. Только вот адреса и телефона не дала, сколько я ни просил. И я ее с тех пор ни разу не видел, эту девочку, встреча с которой изменила мою жизнь. Я ведь тогда и пить бросил, учиться крепко начал. И стал в результате тем Марочкиным, которого вы сегодня знаете.

— Надо же, сказали мужики. — История, по меньшей мере, необычная. Кто бы