уставился в сторону двери, — и постарайся мне не мешать, пока я не закончу!
Я поднялся на ноги и насупленный побрёл к двери.
Дом и двор были в идеальном порядке и чистоте. Я даже немного удивлённо озирался по сторонам. Когда она это всё успела?
Немного погодя, мама попросила ей помочь сходить в магазин, ей нужно было накупить кучу продуктов.
Но к тому времени недобрые мысли по поводу мамы и Антона Веньяминовича вновь овладели мной, к тому же досада на то, что мама так грубо спровадила меня от себя, тоже не отпускала. Так, что я даже не удостоил её ответом.
Вообще, после смерти отцовских родителей, — а дом они в завещании оставили маме, — мама капитально за пару лет перестроила дом. Так что в итоге добротное жилище дедушки и бабушки превратилось в некий вариант дачно-выходного домика. Внизу большая кухня и столовая, зала и две гостевых комнаты. Наверху, — второй этаж в доме, деревянный, тоже появился благодаря маме три спальни и открытая терраса — давняя мечта мамы, — почти наполовину дома. Здесь мама частенько в летнее время обожала часами валяться в шезлонге с книжкой в руках.
Да и во дворе тоже, плодово-ягодные грядки были безжалостно уничтожены, уступив место газону с канадской травкой, берёзкам и цветочным клумбам, с которыми мама так же обожала возиться.
Так, что в итоге, так и не найдя себе занятия я облачился в плавки и отправился на террасу, где и развалился, нисколько не страдая от собственного безделья, на одном из шезлонгов.
Мне стало гораздо лучше. То ли благодаря вину, то ли потрясному мамочкину миньету, так что я с удовольствием нежился на жарком солнышке.
Но кое-что изменилось... Хм... Если до маминого признания, это я лебезил и умасливал маму, стараясь загладить свою вину за кавардак в доме, то, теперь, наоборот, уже мама чуть ли не пресмыкалась передо мной, видя, что я хмурый, как туча и небезосновательно чувствуя в том свою вину.
Впопыхах, она пару раз прибегала ко мне на террасу, то водички попить принесла, то фрукты, хотя я ни того, ни другого не просил. Заглядывала мне в глаза, пыталась шутить, что-то там щебетала. Я не удостаивал её своим вниманием, напрочь игнорируя.
Сказать по правде, в душе я и не был так уж на неё сердит или обижен, но всё же понимал, что спуску маме давать нельзя, — как-никак в истории с Антоном Веньяминовичем она очень виновата передо мной, — а значит, как это сказать, прочувствовать должна, что называется. Угу. А то раз, другой попустишь, потом фиг её к порядку призовёшь, уж маму-то я знаю, враз распустится.
Правда, когда я зачем-то спустился в дом, хм... мама умудрилась найти ко мне подход.
На кухне всё жарилось и варилось, кухонный стол был заставлен тёрками, досками для нарезки и салатницами, мама чистила картошку у раковины.
Увидев меня она заулыбалась, вскочила на ноги:
— Милый, я уже хотела к тебе подниматься... У меня для тебя кое-что вкусненькое... И