я осознавал, что вот прямо сейчас я готовлю Катю к нашему финальному, ни с чем не сравненному соитию и единению тел и душ. В этот момент я был самым счастливым мужчиной и отцом на свете.
Подобрав с кровати новые кружевные трусики, я встал перед Катей. Чуть розоватая кожа девушкиных грудей, видная сквозь кружевные узоры чашечек лифчика, составляла невообразимое сочетание с белой тканью бюстгальтера. У меня закружилась голова, моя дочь — настоящая принцесса!
Присев перед девушкой, держа её новые трусики в руках возле самого пола, я поймал Катину ножку, осторожно просунув её в трусы. То же самое повторил и со второй ногой дочери. Меняя ноги, Катя так трогательно держалась ладонями за мои плечи и правильно, моя дочь должна знать, что она всегда может облокотиться на своего любимого отца, как в прямом, так и в переносном смысле.
Подтягивая Катины трусы, всё также сидя на корточках подле неё, я взглянул на девушкину промежность. Боже, какая-же она у неё красивая, притягательная. И даже выбивающиеся из общего ряда волосюльки, заходящие на ноги девушки и на её пупок, не портили общей красоты картины. У моей дочери самая красивая промежность на свете!
Одев трусики, я встал, осмотрев Катю всю. Девушкин лобок заметным бугорком оттопыривал ткань её новых трусов, чуть темнея на белой ткани. Вволю налюбовавшись на мою красавицу, я распаковал платье...
Наряжая и одевая дочь, словно куколку, я то и дело прикасался к её молодому, свежему телу, тут и там расправляя складочки юбки, рукавов и манжетов. Наконец, закончив, мы вышли на улицу и отправились гулять по городу...
Ближе к вечеру я вызвал такси, и мы отправились в один из лучших ресторанов города. Сидя за столиком напротив Кати, я то и дело называл её моей «маленькой любимой дочуркой», «любимкой», «прелестницей» и «любовью». И все люди в зале, перешёптываясь, смотрели на нас во все глаза, открыв рот. Я их понимаю, такую прекрасную пару редко где увидишь...
Поздно вечером, возвращаясь домой, сидя на заднем сиденье машины, мы не могли оторваться друг от друга, в порыве страсти и любви предаваясь восхитительным, страстным поцелуям. Зная, что наконец-то произойдёт между нами по прибытию домой, мы стоически держались, не позволяя себе ничего лишнего. Ни ширинку моих брюк, ни одной пуговицы моего пиджака дочь не расстегнула мне, пока мы ехали домой. Да и я, не отрываясь от Катиных губ, лишь страстно обнимал нежное девичье тело, не стремясь забраться руками в трусы дочери, или иным образом поторопить то светлое, чистое, что произошло между нами каких-то двадцать минут спустя.